Самое мерзкое преступление — когда жертва чувствует себя виноватой. Даже воры, грабители и убийцы не вызывали у Стевана такого отвращения, как вот эти. Мошенничество, домашнее насилие, изнасилование… У Шешеля порой отчаянно чесались руки вправить мозги именно пострадавшим, которые мялись и сомневались, а стоит ли, а надо ли, а может… Не может! Но, увы, закона о принудительной отправке таких вот неуверенных граждан на лечение к мозгоправам не существовало и существовать не могло, и Стевану оставалось только стискивать зубы и стараться быть вежливым с ними.
Мошенницы… Отношение к ним у Шешеля было особым, для него Кокетка стала этаким символом, персонификацией общего зла. Да, следователь сознавал, что вот эта его деятельность — ношение воды в решете. Попытка стащить в кучу и связать совершенно разные истории, собрав их по выдуманным признакам. Не было и не могло быть одной-единственной злодейки, обманувшей всех, таких преступниц прорва — была и будет.
Он даже понимал, что в его отношении есть маниакальные, нездоровые нотки, понимал причину их появления и очень старался не перегибать. Никогда не переходил с пойманными преступницами на личности, держался холодно и отстраненно, не пытался повесить на них то, к чему они точно не могли быть причастны. Слишком легко было увлечься и начать подгонять условия задачи под имеющийся ответ.
И даже сейчас, поймав за руку Чарген Янич, Стеван сознавал, что нашел всего лишь одну из многих. Да, с Ралевичем — явно не первое ее дело, недаром она как минимум пять лет прожила под чужим именем. И он обязательно найдет другие эпизоды, и будет их не один и не два, тут следователь полностью доверял своему чутью. Да, девица очень ловкая, и вряд ли среди… представительниц ее профессии много настолько талантливых магов, способных так ловко менять маски. И под образ из газет она подходила идеально, спору нет, и коллеги могли с удовольствием и полным на то правом подтрунивать над Шешелем, который столько ловил и наконец поймал свою Кокетку.
Проблема в том, что сам Шешель, что бы он кому ни говорил, уже слегка поостыл и прекрасно понимал, насколько все это далеко от истины. Нельзя поймать собирательный образ. И когда он посадит Чарген Янич, легче не станет, как не становилось и в прошлые разы. И, в сущности, ничего с вынесением для нее приговора не изменится — ни для мира, ни лично для Стевана.
Кажется, именно это злило его больше всего, куда сильнее интереса к женщине: понимание собственного бессилия. В очередной раз.
ГЛАВА 9
Недооценка чувств как недооценка противника — верный шаг к поражению
Утро следующего дня Стеван Шешель встречал на привычном месте, в рабочем кабинете. Следователь нередко задерживался допоздна и ночевал здесь, на диване, ленясь ехать домой среди ночи, поэтому тут имелось все необходимое. Впрочем, сейчас на месте его удержали другие соображения, работы оказалось не так уж много, и утро выдалось спокойным, так что следователь позволил себе никуда не спешить. Он принял душ в душевой на первом этаже, побрился и надел свежую рубашку, потом плотно позавтракал в неизменном кафе напротив, которое давно уже облюбовали сотрудники СК и где некоторых из них, включая Шешеля, отлично знали в лицо.
После такого размеренного и приятного утра Шешель почувствовал себя гораздо лучше. Да, настроение по-прежнему оставалось паршивым, но Стеван, по крайней мере, перестал дергаться и злиться на себя и окружающий мир. Он сформулировал проблемы, установил их причины и морально настроился их изживать — вполне неплохие входные данные, как считал сам следователь.
Сидящая в изоляторе женщина по-прежнему пыталась занять его мысли и вызывала противоречивые порывы, но справляться с этим всем на ясную голову оказалось гораздо легче, особенно если занять эту самую голову чем-то полезным. То есть, конечно, работой.
Телефон всю ночь и утро смирно помалкивал, но это было предсказуемо: сегодня дежурил не Шешель, поэтому по срочным вопросам, если такие возникли в нерабочее время, дергали кого-то другого. С его собственными делами за ночь, конечно, тоже ничего не прояснилось, поэтому после непривычно спокойного завтрака Стеван занялся не менее спокойной работой: оформлением и приведением в порядок документов. Составил письменный отчет по командировке в Регидон, решил десяток мелких, но очень важных бюрократических вопросов, навел порядок на столе и сдал несколько залежавшихся с прошлых дел папок в архив.
Где-то между всеми этими событиями принял сообщение из воздушного порта о том, что в город прибыл Хован Живко, но на планах на день все это никак не сказалось.
Потом — неслыханная радость! — он сумел так же своевременно, по-человечески пообедать и только после этого отправился в контору нотариуса, где в два часа дня планировалось оглашение завещания. Очень редко в практике господина Сыщика выдавались такие размеренные тихие дни, ощущение было странным и почти пугающим.