Шешель и шельма

Нынешняя обитательница камеры сидела, поджав ноги, на кровати с книгой — это не возбранялось, даже наоборот, при изоляторе имелась своя небольшая библиотечка из единственного, но плотно набитого шкафа, собранная силами едва ли не всего С К. К ее пополнению даже Шешель приложил руку, сдав пару десятков задвоившихся томов.

Чарген при звуках открываемой двери положила книгу на колени и принялась нервно теребить кончик густой косы, расчесывая волосы пальцами.

Стеван смерил узницу тяжелым злым взглядом, нервно сжал свободную руку в кулак — до зуда в пальцах захотелось запустить их в шелковистые пряди. Чарген ответила почти таким же выражением лица — ничего хорошего она от позднего визита не ждала.

Или скорее от себя, потому что за почти сутки в камере так и не успела перегореть, жутко злилась на Шешеля и по-прежнему мечтала как минимум съездить ему по физиономии. После предыдущей встречи это желание слегка поутихло — она не поняла, на что Стеван так разозлился, но вид разъяренного господина Сыщика впечатлил, увы, временно. За прошедшее с того момента время мошенница успокоилась и вернулась к прежнему настроению.

Она села прямо, нашарив ногами мягкие туфли без задников, и вцепилась в книгу, словно пытаясь спрятаться за ней.

— Добрый вечер, — невозмутимо проговорил следователь, присаживаясь к столу, разложил линованные листы, достал ручку. — У меня несколько вопросов.

— Я уже говорила, ищи сам, — огрызнулась Чарген.

— Вопросы как к свидетелю, — все так же спокойно продолжил Шешель. — Это ведь в твоих интересах, чтобы мы поймали убийцу Ралевича и не стали спихивать его на первого удачно подвернувшегося под руку кандидата вроде молодой жены. — Он насмешливо вскинул брови. — Впрочем, если не желаешь…

— Спрашивай, — поморщилась Чара. — Хотя я и так тебе все рассказала.

— Во-первых, может, еще что всплывет, а во-вторых, все равно показания надо оформить официально. Жена ты, может, фальшивая, но зато свидетель настоящий.

Шпильку Чарген, стиснув зубы, пропустила мимо ушей, а дальше следователь перешел на деловой тон и действительно начал расспрашивать ее исключительно о Ралевиче — с кем ссорился, с кем был дружен, что собой представлял. Втянувшись в разговор, Чара даже сумела немного расслабиться и выпустить из рук книжку, за которую неосознанно цеплялась, словно за спасательный круг.

— Значит, мужу ты не изменяла? — уже под конец уточнил Стеван.

— Нет, — со вздохом повторила она.

— Которому? — не удержался от ехидства он.

— Каждому, — тут же огрызнулась Чарген.

— А сколько их было всего?

— Даже если их было больше одного, какое отношение это имеет к смерти Ралевича? — резко возразила мошенница. — Кто-то хотел поговорить только о ней, разве нет?

— Ну а вдруг кто-то из бывших приревновал и решил отомстить? — усмехнулся Шешель.

— Я уже говорила, что больше ни одного знакомого лица там не видела, и ты это даже записал. Или ты не по делу, для себя интересуешься? Не ударил ли в грязь лицом? Ну так не волнуйся, для своего возраста ты еще ничего!

— Польщен высокой оценкой, — не вставая с места, шутовски раскланялся следователь. — Только я не понимаю, с чего ты так истеришь. Неужели всерьез думала очаровать настолько, что я бы закрыл глаза на все твои странности?

— Очаровать кусок льда? Ну что ты, я не настолько самонадеянна! — отмахнулась она. — Просто любопытно было, азарт опять же. Не говоря уже о том, что после Ралевича любой покажется радостью, даже такая мразь, как ты.

— Тяжелые трудовые будни шлюхи, — хмыкнул Стеван. — Я бы даже посочувствовал, честно, если бы не представлял, сколько денег ты поимела со своих клиентов. Интересно только, на что спустила? Азартные игры? Красивая жизнь? Когда только успевала…

— Пошел вон! — Чарген вскочила с постели, стиснула кулаки. Книжка хлопнула об пол. — Ненавижу! Какая же ты сволочь!

— Протокол подпиши, благородная дева, оскорбленная в лучших чувствах, — криво ухмыльнулся Шешель, протягивая ручку.

Остатки выдержки у Чары ушли на то, чтобы не попытаться воткнуть ее следователю в глаз или в руку. Подмахнула документ резко, даже не пытаясь читать, в одном месте порвала пером бумагу, швырнула ни в чем не повинную ручку об стол — подальше от соблазна.

Искоса поглядывая на разъяренную мошенницу, Шешель с нарочитой неторопливостью сложил бумаги в тонкую рабочую папку. Он не дразнил ее намеренно, изображая невозмутимость, а просто… любовался.

Все же хороша, возмутительно хороша — вот именно такая, взвинченная. Глаза мечут молнии, и как же замечательно эта страсть сочетается с ее собственным лицом, с горячей ромальской кровью!

Разогнав в конце концов глупые мысли, вызывавшие усталую и раздраженную досаду, он поднялся и окликнул от двери стражника. Второй, более молодой охранник загремел замком камеры подозрительно скоро и поглядывал на следователя странно — так, как будто хотел что-то спросить, но стеснялся. Стеван запоздало сообразил, что тут неплохая акустика, а уж при открытом окошке на посту, скорее всего, слышны все громкие звуки из камеры.