Шешель и шельма

В общем, Испас следователь покинул с некоторым количеством информации к размышлению, но без малейших подвижек в расследовании. А дальше он и вовсе собирался сознательно убить пару часов драгоценного времени на удовлетворение собственного праздного любопытства. Понимал, что это глупо и бесполезно, но в итоге договорился с собой и позволил себе такую маленькую слабость. Если не получается выкинуть госпожу Чарген Янич со всеми ее тайнами из головы, может, удастся сделать это, ответив на мучающие его вопросы?

Маленький, очень живописный городок раскинулся на самом побережье. Хитросплетение улиц оказалось настолько сложным и запутанным, что никакой талант к ориентированию не помог, и вскоре Шешель расписался в собственном бессилии найти нужный адрес. Поэтому, поравнявшись с неторопливо шагающей вдоль улицы немолодой мадиркой, притормозил и спросил дорогу.

Местная жительница остановилась для разговора с удовольствием, но ответить вот так с ходу не сумела. Долго морщилась, рассуждала вслух, а потом спросила, что там находится. Когда же Стеван назвал имя нужной женщины, буквально просияла.

— Так вам Йона нужна! Ой, да так бы сразу и сказали! — На ольбадском она говорила с акцентом, но внятно. — Это вон там, вон видите, зеленая крыша? То ее дом.

— А вы ее хорошо знаете? — полюбопытствовал заинтересованный Шешель, выбравшись из машины.

— Ой, у нас ее все знают! — Прохожая с большой охотой воспользовалась возможностью почесать языком. — Как праздник какой у кого — все к ней бегут, какие она торты делает — залюбуешься! И травница знатная, и вообще хозяйка такая, что к ней все за советом и помощью бегают. Одинокая вот только, без мужа тяжеловато. Хотя сейчас у ней меньшие уже подросли, так стало хорошо. Капитан тут один все вокруг нее увивается, как на берег сходит, да все никак не увьется толком. А Йона смеется только — куда ей, мол, с такой оравой еще мужика. Но, думаю, зря она это, красивая пара бы вышла! Но она так-то вообще сурова к мужикам. Одно время за ней местные ухлестывать пытались, она же видная, красавица настоящая. Но Йона вообще к вашему брату неласковая, а уж если узнавала, что женатый, — так чуть скалкой с порога не гнала! У нас ее потому здешние хозяйки все уважают очень, за принципиальность. Но детишки у ней славные, это да. Ангелар — золото что за паренек, умный такой, серьезный, в Испасе нынче, юрист. Еще только двадцать шесть, а уже младший партнер, сам дела ведет!

— А старшая дочь?

— Вы про Чару? Ой, тоже славная такая, хотя глаза черные, другой раз как зыркнет — ух! Аж в столицу удрала, вроде работает там. Но мать все равно часто навещает. С мужем ей вот тоже не везет, видать, семейное это у них… Ой, а вы ж не к Чаре, случаем, женихаться-то приехали? А то я тут…

— Нет, я не жених, я по делу, — поспешил заверить Стеван. — Спасибо большое, поеду.

— Ну и зря, хорошая она. Присмотрелись бы, — напутствовала добрая женщина.

Шешель даже вежливо улыбнулся в ответ. Вышло больше похоже на кривой оскал, но мадирка не обратила на это внимания. И, конечно, не услышала, как следователь угрюмо пробормотал себе под нос: «Спасибо, присмотрелся уже, хватит».

Однако стало ясно, что в оценке характера матери Чарген и условий ее жизни он ошибся кардинально. Со слов мадирки, портрет ее рисовался более чем неожиданным, и Стеван окончательно перестал жалеть о том, что поддался любопытству и приехал сюда.

Дом у Йованы Янич оказался хорошим, крепким. Сын помогал, капитан или еще кто заплывал, но твердая хозяйская рука ощущалась. Правда, никакого особенного богатства и высокого достатка не чувствовалось, в ряду таких же дом выделялся разве что достойным уходом. Если Чарген отдавала деньги семье, то шли они явно не на это.

Дверь незваному гостю открыла, очевидно, сама хозяйка дома, и слова случайной прохожей заиграли для Шешеля новыми красками. Удивительно, но ничто из сказанного ею, похоже, не являлось преувеличением. За такой женщиной мужчины действительно могли волочиться почти поголовно. Она по-настоящему впечатляла, причем даже привычного к столичным дамам Шешеля, что уж говорить о скромных местных рыбаках и работягах!

Йована Янич уместнее смотрелась бы не в простом легком платье на пороге этого дома, а в бриллиантах и шелках в свите владычицы. В свои пятьдесят три, да еще при таком количестве детей, выглядела она более чем прекрасно. Статная, с гордой посадкой головы и безупречными чертами лица — в молодости она наверняка блистала, да и возраст обошелся с Йованой удивительно бережно, уложив морщинки вокруг светло-карих глаз и серебро на черных волосах скорее как украшение. Да, назвать ее тонкой и изящной не получилось бы, сложение старшая Янич имела скорее плотное. Но все равно — хороша!

Причем, как через пару мгновений решил Стеван, хороша не только и не столько лицом, сколько каким-то внутренним огнем, силой, характером. Госпожа Янич явно принадлежала к той породе женщин, которых чаще всего называли роковыми.