Шешель и шельма

— Дать бы тебе в морду за такие высказывания, чтобы хоть немного за языком следил, — с оттенком мечтательности протянул Май, поднимаясь из-за стола.

— Но? — уточнил гость.

— Но толку-то? Ты же независимо от результата продолжишь, причем с еще большим энтузиазмом, просто из вредности.

Стоило открыть дверь, и о серьезном думаться сразу перестало: по квартире плыл потрясающий аромат готовящегося мяса.

— Погоди, она же про печенье говорила?.. — озадачился Шешель.

— Молчи! — сделал страшные глаза Недич и двинулся в сторону кухни, сопровождаемый в голос ржущим гостем.

— Вы чего такие радостные? — подозрительно спросила Майя, сидевшая за кухонным столом с книжкой. — Насекретничались? Теперь-то мне можно узнать, что у вас там за великие тайны?

— Шешель нашел себе даму сердца и не знает теперь, что с ней делать. Приходил советоваться, — улыбнулся князь.

— Да ну тебя! — надулась его жена. — Так и скажите, что у вас там какие-то секретные государственные дела! Зачем так уж откровенно издеваться? Откуда у него дама сердца?!

— А почему ее не может быть? — полюбопытствовал следователь.

— Потому что сердца нет! — припечатала княгиня. — Так что если дама и может быть, то явно какого-то другого органа.

В подобном ключе прошел остаток вечера. Майя со Стеваном обменивались шпильками, к общему удовольствию соревнуясь в остроумии, Май в основном наблюдал и порой пытался осаживать кого-то из увлекшейся пары. Раньше на ехидные замечания Шешеля в адрес жены он реагировал более нервно, но со временем смирился, что следователь не ставит себе цели оскорбить, а Майя и не думает обижаться. А если всех все устраивает, то зачем лезть?

Стей же в такой приятной компании окончательно перестал дергаться по пустякам, расслабился и успокоился. В конце концов, вот же, пожалуйста: живут люди, неплохо себя чувствуют. Так, может, не стоит с ходу принимать изменения в собственной жизни в штыки? Может, они в чем-то к лучшему?..

ГЛАВА 13 Женская обида как грипп: внезапна, неразборчива и приносит осложнения

Смешно сказать, но сидеть в изоляторе Чарген даже понравилось. Наверное, еще пара дней, и такие условия начали бы тяготить, но пока все выглядело совсем не столь страшно, как рисовало прежде ее воображение. А уж после коротких, но насыщенных дней с приключениями в Регидоне — так и вовсе отличный отдых.

Тихо, спокойно, никуда не надо бежать, никто не пытается убить. Постель жесткая и странно пахнет, но явно стерильно чистая. Можно читать книги, которых тут на удивление много и есть из чего выбрать. Кормят по часам и даже вкусно. Да и стража на удивление приветлива, не цепляется. А хмурый начальник караула с вислыми седыми усами Чару откровенно жалел и все пытался как-то облегчить ее участь — развлекал разговорами, даже пару раз пирожные приносил.

Она, конечно, понимала, что в настоящей тюрьме будет гораздо хуже. Здесь все же столичный СК, в эти стены попадают очень разные люди, а у этих людей — очень разные адвокаты, уж, наверное, никто не станет рисковать и нарываться на возможный скандал. Но все равно за время этой «отсидки» Чарген полегчало, и будущее рисовалось уже куда менее мрачными красками. А если еще напомнить себе, что вряд ли следователю удастся найти что-то серьезное и она за использование поддельных документов, вполне возможно, отделается на первый раз крупным штрафом, то и вовсе нет повода для паники. И, наверное, стоило бы потребовать адвоката, чтобы он вытащил ее отсюда до суда, но…

Думать о следователе лишний раз было тяжело, и видеть его совсем не хотелось. Даже для того, чтобы призвать к порядку и отстоять собственные права. Стоило вспомнить холодные глаза и еще более холодный голос — и сразу зеленые стены начинали казаться уютными, даже почти домашними, а к горлу подкатывал колючий комок.

Здравый смысл пытался осторожно достучаться до разума и напоминал, насколько глупо и самонадеянно было ожидать от Шешеля снисхождения, все же он выполнял свою работу. Но голос этот глох на фоне обиды и злости. Да, он делал свою работу, но не мог он ее делать как-то более… человечно? Все-таки лично ему она ничего плохого не сделала, так чем заслужила подобное отношение?!

И когда мысли раз за разом невольно сползали к Стевану, все неизменно сводилось к проклятиям этому человеку, ругани и либо гневу, либо боли — по ситуации. Днем Чара обычно злилась, вечером…

А вечером долго лежала без сна, потому что лишенные нагрузки разум и тело не уставали за день, и перебирала в памяти отвратительно яркие воспоминания последних дней. И тосковала. Ругала себя за это, ругала проклятого господина Сыщика, но ужасно скучала по его поцелуям, насмешливой улыбке и болтовне ни о чем. Пыталась напомнить себе, что все это глупости, что Шешель желает только одного — засадить ее подальше и надолго. Но все это не облегчало жизнь, а только окончательно портило настроение, и засыпала Чарген обычно в слезах. Она, кажется, за всю прошлую жизнь столько не плакала, сколько за эти несколько дней.