Шесть дней

Однажды, уже после отъезда в Индию отца и матери, Виктор застал в доме новую хозяйку, женщину лет сорока, в нарядном передничке, с красиво уложенными волосами. Слово «мачеха» и само понятие это никак не вязались с ее обликом и спокойным нравом. Виктор в душе одобрил выбор дяди и порадовался за него. Бабушка в тот день пошла проводить Виктора, они остановились за кустами сирени.

— Уходить мне надо, Витя, — сказала бабушка, глядя на него добрыми выцветшими глазами. Ни горечи, и я упрека, ни жалобы на судьбу не было ни в словах, ни во взгляде. — Хозяйка молодая пришла. Надо уходить.

— Кто же тебя гонит? — спросил Виктор. — Что ты говоришь?

— Много я прожила на свете, многому научила меня жизнь. Зачем ждать, когда меня второй раз погонят. Сама уйду…

— Детей как бросишь? Любят они тебя. Подумай как следует…

— Хуже им будет, когда меня погонят. Ни на кого я не в обиде, ни на кого не сержусь. Против жизни не пойдешь. Вася — человек еще молодой, не сможет он один прожить, да и не надо. Одинокому далеко ли до водки, до гулянок? Семья ему нужна, Витя. Ни в чем я его не виню.

Виктор предложил перебраться к нему, родителей все равно нет. Бабушка не согласилась. Уехала к родне под Волгоград. Там жили Андроновы второй семейной ветви, те, что строили Сталинградский тракторный.

А месяца через три пришел к Виктору дядя Василий, рассказал, что жена ушла от него, поняла, что не сможет быть матерью чужих, взрослых, детей, не приняли они ее.

— Что делать и не знаю, — говорил дядя, — самый переломный возраст у них, присмотреть надо, направить, а меня и дома-то весь день нет…

Сидел он перед Виктором сгорбившись, глаза полны слез, ни о чем не просил, пришел свое горе излить.

— Вот что, дядя Вась, бабушку надо обратно позвать, другого выхода нет, — решительно сказал Виктор.

— Не приедет она, гордая наша бабушка. Да и то сказать, как мы отпустить ее могли? Не по-людски это было, сам посуди.

— То другой разговор, — сказал Виктор. — Забирай детей и езжайте все втроем, поклонитесь ей, попросите вернуться. Не откажет она детям, уж я ее знаю. Вернется, я тебе истинно говорю.

— Да чтоб я еще раз привод бы кого!.. — клял себя дядя Василий, — Скорей удавлюсь. Детей надо в люди вывести, другой заботы у меня нет.

Послушался Василий совета племянника, взял отпуск и летом вместе с детьми поехал в Волгоград. Вернулись они с бабушкой.

Спустя много времени бабушка рассказала, как дядя Василий и дети уговаривали ее. Они все трое плакали, она упиралась. «Опять кого-нибудь приведешь и опять мне уходить…» — говорила бабушка. В конце концов не выдержала сурового тона и заплакала вместе с ними…

Такой у них получился хороший разговор в тот день, что Виктор, поддавшись чувству, рассказал о Ларисе совсем иначе, чем в первый раз, — правду о своем странном интересе к чужой жене, о том, что не знает, как вести себя с ней, и мучается ото дня ко дню все больше.

Не заметил сам, как повзрослел, а бабушка и не удивилась, и не вознегодовала, что не дает ему покоя чужая жена.

Виктор посмотрел в крупное морщинистое лицо бабушки со строго сжатыми губами и внимательно, добро смотревшими глазами, почему-то стало ему покойно и светло на душе.

XII

Бабушка была одна. Виктор застал ее на диване в «зале», смотрела, а вернее, слушала телевизор и вязала кофточку для подросшей внучки.

Детей не было, старшая, Шурка, убежала на станцию юннатов по соседству с тупичком в уголке парка, Володя отправился с товарищами в кино. Виктор выложил на стол кулечки с конфетами и печеньем.

— Зачем тратишься? — запротестовала бабушка. — У нас и своих хватает. Сашенька, отец твой, мне деньги переводит…

— Хватало, ты бы кофточек не вязала, — резковато ответил Виктор.

Бабушка отложила вязанье, заторопилась на кухню поставить чайник.

— Не могу я без дела, Витенька, — заговорила она, вернувшись из кухоньки и присаживаясь рядом с ним к столу. — Всю жизнь в работе. Привычка у меня и в отдыхе рукам покою не давать.

Виктор хмурился, молчал.

— Что у тебя? — спросила, мельком глянув на внука. — Да ты никак опять прямо с завода? — она всплеснула руками, клубок пряжи, лежавший у нее на коленях, покатился по полу. — Лица на тебе нет, Витенька, все в копоти. Сейчас кастрюлю воды согрею, отмоешься, а после и чаю попьем с твоими гостинцами.

Она опять торопливо поднялась и пошла было на кухню.

— Да ты обедал сегодня? — спросила, останавливаясь на полпути к двери. — Что же это я, старая, чаи распивать собралась… И отмоешься ты у меня сейчас от грязищи, и накормлю я тебя как следует быть, и гостинцев твоих отведаем… — Она скрылась на кухне и принялась там греметь кастрюлями.

Виктор ничего еще не успел сказать про дядю Ивана, но от одной только бабушкиной доброй заботливости сжимавшая душу тревога отступила, ему стало немного легче. Нужен человеку свой дом, простые ласковые слева, сочувствие и забота близких. Крепче тогда стоишь на земле. А бабушкин дом с детства был его домом, и здесь волнения, горести и радости сначала детские, а потом те, что тревожат или радуют взрослых людей, всегда находили отзвук в бабушкином сердце…