Шесть дней Кондора. Тень Кондора. Последние дни Кондора

– Я так и знал. Шейла, – как ни в чем не бывало повернулся он к девушке, – почему бы вам с Малькольмом не прогуляться по ферме? Я думаю, небольшой моцион полезен вам обоим, и заодно у вас будет шанс чуть лучше познакомиться. А я тем временем узнаю, одобрили ли наш план окончательно, и проясню несколько оставшихся деталей.

Чу снова повернулся к Малькольму.

– Что ж, я пойду. Надеюсь, вы достаточно умны, чтобы не пытаться напасть на Шейлу. Во-первых, пусть до моего уровня ей далеко, она вооружена и в любом случае подготовлена лучше вас. Сомневаюсь также, что вы смогли бы одолеть ее в рукопашном поединке. А во-вторых, ближайшая ферма расположена в нескольких милях отсюда, ее владельцы наверняка вам не поверят, а ваша легенда пойдет коту под хвост. Я выкрутил микрофон из телефонной трубки, так что позвонить вы не сможете. Ваша машина стоит в гараже, но свечи я вывинтил и у нее, и у пикапа. Считайте, что вы фактически связаны. Я вернусь часа через три.

Чу сделал несколько шагов по направлению к дому, но задержался, словно вспомнил что-то, и обернулся.

– Приятной вам прогулки, – добавил он.

Малькольм и Шейла молча стояли на опушке рощи и смотрели вслед отъезжающей машине. Только когда она скрылась из виду, они, не сговариваясь, шагнули вперед. Они шли по полю, не имея никакой конечной цели, в направлении, противоположном дому. Несколько минут шагали молча.

– Он же совершенно сумасшедший, – произнес наконец Малькольм. – Настоящий псих.

Шейла повернулась и посмотрела на него. Потом улыбнулась и снова принялась смотреть себе под ноги.

– Вы правда так думаете? – спросила она. – Правда?

Малькольм посмотрел на нее. Она распустила волосы. Ростом она едва доходила до его плеча, и когда наклоняла голову, волосы скрывали ее лицо. Он уже решил про себя, что с Шейлой постарается быть по возможности откровеннее. С одной стороны, Малькольм знал, что, когда он валялся под воздействием наркотика, она задавала ему гораздо больше вопросов, чем Чу. Значит, Шейла и представляла его себе гораздо лучше. С другой стороны, в китайской цепочке она производила впечатление более слабого звена.

Ну и человеческого, подумал Малькольм, в ней тоже больше.

– А вы? – спросил он, нахмурившись.

– Нет.

– Чего-то я не понимаю. Вам определенно не понравился этот маленький спектакль, эта лекция, эта его манера «какой-я-крутой-что-стреляю-точно-в-глаз», да и вообще почти все, что он делает. Это что, можно назвать нормальным поведением? Даже по меркам Председателя Мао?

– Вся эта демонстрация имела одну-единственную цель. – В голосе девушки послышалась легкая ирония. – Продемонстрировать вам бессмысленность попыток сопротивляться ему или нападать. Для Чу это в порядке вещей. И еще, помните его реплику насчет птиц? Если вы обратили внимание, здесь почти нет воробьев, хотя пищи для них в саду предостаточно. Это оттого, что Чу ежедневно тренируется и особенно любит упражняться на воробьях. Он стреляет в них только на лету и на расстоянии, которое сам называет «затруднительным». Он редко промахивается. Максимум раз или два за тренировку. Меньше чем по три секунды на птицу. Что же до его лекции… Не сомневаюсь, в вашем американском колледже вам приходилось выслушивать лекции и более самовлюбленных профессоров. Я и сама наслушалась такого в колледже, проходя курс для получения своего «гражданства». И еще, насчет его здоровья. Вы считаете, что он болен, но это абсурд. Он не может быть нездоров, ему сопутствует удача. Только неудача безумна. В этом смысле Чу не может быть ни сумасшедшим, ни психом – до тех пор, пока не потерпит неудачу. В нашем бизнесе неудача означает смерть. Что вы тогда считаете здравым рассудком?

Долгое время Малькольм не находил, что ответить. Они шли в тишине, нарушаемой лишь хрустом сухих комков земли под ногами и шелестом одежды. Наконец Малькольм остановился, заставив тем самым остановиться и девушку. Она вопросительно повернулась к нему.

– Но вам-то он нравится? – спросил Малькольм.

– Какое это имеет значение? – Шейла отвернулась и пошла дальше.

К этому времени они отошли от зданий на полмили с лишним. Остановились они только на краю дренажной канавы, вода в которой поднялась почти до краев. Поток нес на порядок больше ила, чем три недели назад, когда окончательно стаял снег.

– Чу сказал, нам нужно лучше узнать друг друга, – произнес наконец Малькольм. – Судя по тому, что вы мне рассказали, большую часть моей жизни вы и так уже знаете.

Шейла улыбнулась ему, но промолчала.

– Ну? – не выдержал он.

– Что – «ну»? – не без иронии переспросила она. – Вам известно мое имя, чтобы обращаться ко мне. Вам известно, что я китаянка, сотрудница разведки, коммунистка. Что же еще?

Раздражение у Малькольма нарастало еще с самого спектакля, устроенного Чу.

– Да ты чертова говнюшка! – заорал он, не в силах больше сдерживаться.