Шесть подозреваемых

— Ух ты! Значит, чемпионат по рестлингу двадцать шестого января все-таки не отменяется? Может, и Рэнди Ортон[145] приедет? — Я даже разволновался.

Сикандар не въехал, о чем разговор, и тогда мне вздумалось показать ему пару движений. Я отнял у парня пояс, обернул вокруг себя и уже собирался застегнуть пряжку, когда молодой террорист завизжал:

— Идиот! Ты чуть всех нас не угробил! — и вырвал у меня из рук обновку.

— Угробил? Почему? — озадачился я.

— Потому что это не просто пояс, придурок, — вмешался Технарь. — Это СБУ, самодельное взрывное устройство с детонатором на пряжке. Полсотни человек разнесет на куски.

Неожиданно до меня дошло, какого рода «работу» доверили Сикандару и Рашиду. Надев пояса, они заявятся в город, вызовут местных жителей на «бой» и в разгар состязания, нажав на пряжки, взорвут себя. А с ними погибнет уйма ни в чем не повинных людей.

Ночью, когда Сикандар улегся рядом со мной, я наклонился к нему:

— Скажи, тебе нравится убивать людей?

— Не я убиваю, а бомба, — ровным голосом отозвался он.

— Да, но кнопку-то нажимаешь ты.

— Я — солдат. Война есть война. Приходится убивать. Тут либо ты, либо тебя.

— Разве у тебя нет семьи? Мамы? Ты не подумал, что будет с ней, когда она узнает о твоей гибели?

— Я много лет назад ушел из родного дома.

— И совершенно все позабыл?

— Помню квадратные окна, в них лился солнечный свет. Маленький дверной проем, выходящий на улицу. Узенькие ступеньки, ведущие в комнату, где висела фотография дедушки. Вот и все.

На этом закончились воспоминания Сикандара об отчем доме. А через несколько дней даже им было суждено бесследно исчезнуть вместе с юношей. Я посмотрел ему в глаза — и содрогнулся, ощутив нечеловеческий холод. Неужели сердце у парня такое же ледяное, как и взгляд?

Ночью мне не спалось. Все это время мир раздирали войны, о которых я даже не слышал. Люди гибли; мальчишки, у которых молоко на губах не обсохло, готовились превратиться в ходячие бомбы, а я и не представлял себе, во имя чего. Словно передо мной раскрылась другая — реальная, страшная жизнь.

Наутро Сикандар и Рашид куда-то ушли, забрав с собой кучу провизии, точно им предстояло долгое путешествие.

— Ну вот и все, теперь нам осталось только ждать, — заметил Кхалед, потирая руки.

На следующий день Омар отправился за едой и не вернулся. Остальные всю ночь напролет не спали, гадая, не попался ли парень в лапы к индийским военным.

— Зря вы Омара послали, — сказал я Абу Кхаледу. — Он же тупой, он собственную пятую точку с фонариком не отыщет.

На рассвете молодой человек вернулся. Пьяный в стельку. Качаясь, ввалился в землянку и заблевал одеяло.

Через несколько часов он протрезвел и с широкой ухмылкой сказал мне:

— Ларри, я это сделал. Теперь я тоже мужчина.

Ему не повезло: зиммедар услышал эти слова, и парню здорово влетело. Технарь потом поделился со мной подробностями. Омар занимался любовью с дочерью пастуха, которой только-только стукнуло тринадцать. И теперь в наказание должен был выдержать тридцать дней поста, то есть не есть ни крошки в течение светлого времени суток. Одна беда: Абу Кхалед почему-то решил, что мы спелись, и меня заодно с Омаром лишили пищи.

Настало двадцать первое февраля. Мои похитители с утра висели на телефоне (у них тут имелась спутниковая связь). Примерно в полдень они получили долгожданную новость. Сикандар и Рашид взорвали себя, погубив тридцать неверных.

Вечером террористы закатили целый пир. Мунир с Альтафом зарезали корову. Я так и не притронулся к мясу. Не смог. Меня преследовало воспоминание о глазах Сикандара. Той ночью в норе было холоднее, чем в преисподней.

В четыре часа Абу Кхалед совершил молитву, и мы сразу тронулись в путь.

— Военные устроят облаву перед рассветом, — объяснил Технарь. — Поэтому нужно срочно менять диспозицию.

Оставив Мунира и Альтафа уничтожать следы нашего убежища, мы вчетвером двинулись на северный склон. Технарь взял спутниковый телефон; Кхалед с Омаром несли автоматы «АК-47».

Путешествие выдалось не из легких. Пришлось идти по крутым горам и промозглым ущельям. Поздно под вечер мы достигли тихой долины и переночевали в пустом деревянном доме.

А потом снова была дорога, причем самая опасная в моей жизни — из индийского Кашмира в Кашмир пакистанский. Мы шли только по ночам, а днем прятались. Впереди шагал Технарь в очках ночного видения, а мы вслепую брели за ним следом, спотыкаясь на склизком снегу, пересекая пастбища и горные склоны, холмы и овраги, ледяные реки и траншеи, стараясь избежать индийских мин, осветительных ракет и пограничных патрулей. Правда, грех жаловаться: мне выдали теплые кожаные сапоги, водонепроницаемую куртку и даже какие-то шерстяные тряпицы, чтобы обернуть замерзающие икры.

Неделю спустя мы очутились на бескрайнем зеленом пастбище среди безлюдной глуши. Перед нами скрипела старая деревянная постройка на три этажа с черной трубой на крыше. Краска уже облетала, да и балки сильно потрескались. Но все-таки это было гораздо лучше крысиной норы.