Шесть шестых

— Да, Коля, мне очень нужны деньги… В конце концов, ты ведь тоже согласился получить деньги преступным путем, не забывай об этом, пожалуйста!

В подсобке Колапушин протянул руку и выключил оба видеомагнитофона.

— Пожалуй, этого хватит. Тут уж к нам и Мишаков придраться не сможет.

— Будем брать, Арсений Петрович?

— Да, думаю, пора. Интересно, конечно, что она там придумала с передачей денег, но это же все равно никогда не случится. Пойдем, Егор…

Жанна поняла все сразу, как только увидела подходящего к столу Колапушина, но в безнадежной попытке спастись попробовала блефовать.

— Арсений Петрович? — криво и жалко улыбнулась она. — Не ждали… А меня вот Николай пригласил в ресторан — отметить его выигрыш.

— Ошибаетесь, Жанночка! — пробасил вынырнувший из-за спины Колапушина Немигайло, доставая из кармана наручники. — Эта картина Репина называется «Приплыли»! Дайте-ка сюда ваши ручки! И сумочку мы тоже заберем — а то вдруг там еще какой-нибудь маленький пистолетик завалялся?

Глядя на наручники, защелкнувшиеся на ее руках, и на подходивших со всех концов веранды оперативников, Жанна невнятно произнесла несколько бессвязных слов:

— Я… нет… это ошибка!

— Перестаньте, Жанна Витальевна, — устало произнес Колапушин. — Весь ваш разговор записан на видеопленку.

Продолжая смотреть на наручники, Жанна пробормотала что-то уже совершенно невнятное.

— Вы что-то сказали, Жанна Витальевна?

— Да… я сказала — шесть шестых… Я поставила на кон слишком много и проиграла все!

— Вы поставили на кон то, что ставить нельзя вообще, — человеческую жизнь!

— Он все равно скоро бы умер! — истерически закричала Жанна.

— Так вы, значит, знали об этом, Жанна Витальевна?

— Да! Знала! Он сказал мне об этом месяц назад! Я хотела ему помочь, а он решил меня обмануть!

— Даже если все было так, как вы говорите, все равно никто не имеет права лишать другого человека жизни! Впрочем, боюсь, что для вас это не более чем громкие слова. — Колапушин повернулся к обступившим их со всех сторон оперативникам: — Уводите их обоих в машину!

Проводив долгим взглядом небольшую группу, в центре которой шли Жанна с накинутой для маскировки на скованные руки ее же собственной косынкой и превратившийся в какой-то полурастаявший студень Ребриков, Колапушин повернулся к Немигайло:

— Егор. У меня к тебе одна просьба. Ты не мог бы сам оформить их помещение в ИВС?[7] Что-то я правда как-то плохо сегодня себя чувствую. Голова очень болит.

— О чем речь, Арсений Петрович? Сделаю, без вопросов! Может, мы вас домой подкинем?

— Нет, Егор, мне еще в Управление надо заехать.

— Да куда вам в Управление — на вас же лица нет! Давайте домой, а?

— Не спорь со мной, Егор! Куда сказал, туда и везите!

Эпилог

— Вот они, Арсений Петрович! Мишка сюда завез, а сам к Мишакову поехал — ему тоже комплект нужно отдать! — С этими словами Немигайло, вошедший в кабинет Колапушина, подошел к столу и положил на него пухлый желтый конверт.

— Этот детектив напечатал нам фотографии так, как мы просили, Егор?

— Ага! Они же у него в компьютере все. Так что там и дата, и время указаны.

Колапушин вытащил из конверта пачку фотографий и быстро просмотрел их, обращая внимание только на даты в углу каждого снимка.

— Да… Все так, как я и думал…

— А чего там такое с этими датами, Арсений Петрович? Я же сам этих фоток даже и не видел. Как только Мишка привез, я с ними к вам сразу пошел.

— А вот, полюбуйся. — Колапушин протянул Немигайло пачку фотографий. — Все они сделаны в один день, за два с лишним месяца до убийства. А показала она их Вавиловой только в день убийства. И не такие фотографии, а обычные, на которых дата не печатается. Понимаешь зачем?

— Ну вы же говорили, чтобы волнение свое объяснить.

— Не только, Егор, не только. Еще и для того, чтобы Галочка твоя тебе про них рассказала.

Немигайло посмотрел на Колапушина с изумлением:

— Да откуда же она могла знать, что я приеду и что Галка мне все расскажет?

— Ей было совершенно все равно, Егор, кому Вавилова все это расскажет. Она знала главное — Галочка твоя сплетница по натуре и обязательно кому-нибудь, да расскажет. Тот, а скорее та, проболтается другой, третьей и так далее. И в результате все равно это дошло бы и до нас.

— Спектакль для нас разыграла?

— Не просто разыграла, Егор. Мы же тоже с тобой в этом спектакле свои роли сыграли, понимаешь?

— Сообразил! Она, значит, в полной несознанке по поводу мужика своего, мы ее подозреваем, и тут до нас доходит, в чем дело, так?

— Да, примерно так. И все, что происходило в аппаратной, тоже было спектаклем для окружающих. С одной небольшой разницей — Троекуров-то знал, что он играет в этом спектакле, вот только не догадывался, что совсем не в том спектакле, про который думает.

— Да-а… — Немигайло помотал головой. — Всех построила, как ей надо, даже нас с вами. Умна, ничего не скажешь!

— Умна, Егор. Но ум не спасает от смещения некоторых понятий в голове. Это все результат ее работы.

— Чего-то я не догоняю, Арсений Петрович. Объясните.