Шесть цифр

Муж ее никогда не обманывал, женщина точно знала, да и к подобным шуткам склонен не был. Но вот то, что он ей сказал, в голове не укладывалось. Эмма помнила фотографии, что показывали по телевизору, рассказывая о концлагерях и просто не могла себе такого представить. Мозг женщины отказывался принимать сказанное правдой. А муж вполголоса рассказывал, каких слов и тем необходимо любой ценой в общении избегать.

Автомобиль проехал какие-то ворота, остановившись на парковке. Эмма вышла из машины, увидев бело-голубой флаг, и наползающие на окна ставни. Не поняв, в чем дело, женщина оглянулась на тяжело вздохнувшего мужа. Марк видел, что посольство готовится к силовому варианту, что ему совершенно не нравилось.

— Это посольство Израиля, — непонятно для Эммы пояснил муж. — Оно готовится защищать нашу дочь и ее мальчика.

— А почему Израиля? — удивленно спросила женщина. Не понимая, причем здесь эта страна.

— Потому что там они были евреями, — вздохнул Марк. — А наша страна защищать их отказалась.

— Ка-ак?! — Эмма была поражена. Страна отказалась защищать своих граждан — это было уже чересчур.

Чуть позже, идя по коридору в сопровождении сотрудника посольства, Эмма слушала, что тот говорил и чувствовала себя так, как будто все это происходит не с ней, как будто она — просто сторонний наблюдатель, смотрящий странный фильм. Потому что то, о чем говорил чиновник, было невозможно принять правдой.

— Девочку хотели отправить в пуф, — объяснил сотрудник посольства. — Но там тоже была конкуренция, так что могли просто дать по голове и затолкать в печь. Мальчик ее спас, взяв с собой, когда бежали, ну и потом тоже — или собаки бы загрызли, или ягодами отравилась бы…

— Что такое пуф? — спросила миссис Грейнджер.

— Лагерный бордель, — объяснил ей местный чиновник. — Попасть туда считалось большим везением. Ее ломали в бараке, заставляя не сопротивляться этому. Почти забили…

— А парень? — спросил мистер Грейнджер, и тут сопровождающий остановился. Он посмотрел в потолок, будто справляясь со слезами.

— Парень — сирота, опекуны его не любили… — глухо проговорил израильтянин. — Что же у вас за страна такая, если для толики тепла и заботы парню пришлось попасть в самое страшное место на Земле?! — это было, пожалуй, криком души.

— Действительно, что же за страна у нас такая… — тяжело вздохнул Марк.

— Не пугайте их, — попросил сотрудник посольства. — Им очень непросто, а выглядят они…

И миссис Грейнджер вошла в небольшую светлую комнату. Почти посреди этого помещения стояла больничная функциональная кровать, в которой спали двое в обнимку. Двое, на первый взгляд одинаковых подростка. Лишь спустя мгновение миссис Грейнджер узнала дочь.

— Нет! Нет! Нет! — заплакала Гермиона во сне, и мальчик прижал ее покрепче к себе, начав поглаживать по голове.

— Тише, родная, тише, — будто и не просыпаясь, заговорил этот молодой человек. — Лагеря нет, крематория нет, мы в безопасности…

Эмма всхлипнула, не ощущая даже, как по ее лицу струятся слезы. Дочка была очень худой, а юноша, лежавший рядом — будто скелетом. Такое ощущение создавалось у женщины, застывшей возле двери.

Глава 10

— Доченька… — прошептала Эмма, медленно подходя к кровати, чтобы опуститься на колени рядом с ней.

Протянув руку, женщина коснулась головы немедленно открывшей глаза дочери. Первой реакцией девушки был немедленно отразившийся в глазах страх. Она что-то пискнула. Сразу же распахнулись веки мальчика, взвилась в защитном жесте тонкая рука, на которой выделялись цифры. Цифры, которых не должно было там быть. Цифры, которые подтверждали все сказанное ей.

— Ой… Мама… — Гермиона узнала ту, что находилась рядом с кроватью. — Мама, я…

— Я знаю, доченька… — Эмма разговаривала очень мягко, но видела, что дочь опасается ее. — Я не причиню тебе зла!

— Даже для «моего блага»? –девушка посмотрела на женщину с подозрением. — И без «потом спасибо скажешь»? — перед глазами встала улыбающаяся Мария, заносившая плеть для удара. Гермиона задрожала.

— Тише, маленькая, тише, — Гарри принялся обнимать девушку, гладить ее, понимая, что не все так просто было у той с родителями.

— Я никогда не буду тебя ни к чему принуждать… — тихо произнесла немедленно заплакавшая миссис Грейнджер. — Прости меня, доченька.

— Я… я не знаю… я тебя боюсь, мама… — проговорила Гермиона, зажмурившись, будто в ожидании удара.

Эмма медленно поднялась и вышла из комнаты, горько разрыдавшись на груди мужа. Марк видел реакцию дочери, осознавая, чего та боится. Мужчина вспоминал все сцены требований и «воспитания», тяжело сейчас вздыхая. Мама для принцессы действительно была страшной, особенно сейчас.

— Вам стоит подождать, — неслышно подошедший врач посольства с сочувствием смотрел на родителей девочки. — Девочка успокоится, почувствует себя в безопасности, и тогда попробуете еще раз.

— Она меня боится… Миона меня боится! — Эмма никак не могла успокоиться.

— Понятно, чего она боится… — вздохнул мистер Грейнджер. — Дорогая, ее били, мучили, а ты ей угрожала психиатром, помнишь?