Шесть цифр

Арест Дамблдора прошел как-то очень буднично. Прибывший по приглашению почетный председатель совершенно не ожидал ни цепей, ни блокирования магии, поэтому вызвать феникса, чтобы сбежать не мог. Да и зал заседаний, где он оказался был Альбусу незнаком. Серые стены, мощные защитные артефакты, круг полной блокировки магии — все наводили на мысли о плохом. Кроме того, из-за негатора магии слетели все наложенные чары, поэтому выглядевшая почерневшей рука обрела свой нормальный цвет и вид, что значило — все придется начинать сначала.

— Высокий Трибунал собирается редко, — услышал он голос того, кого считал мертвым. Обвитый цепями, сидевший на железном кресле Дамблдор с неверием в глазах смотрел на этого мага.

— Да, Альбус, меня не убили в Освенциме, и от старости я тоже не умер, — усмехнулся носивший фамилию Коэн маг. — Хотя даже мои дети и внуки верят в это. Твой друг Геллерт старался изо всех сил, даже во время побега… Помнишь? — спросил выглядевший сорокалетним маг, вглядываясь в лицо Альбуса. — Помнишь, — кивнул он сам себе.

— Но… Ты не можешь быть председателем! Ты же… — попытался что-то сказать Дамблдор, но замолчал, вспомнив, в каком случае урожденный Коэн может обвинять.

— Мой народ обвиняет тебя, Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, в небрежении своими обязанностями опекуна, уничтожении крови моего народа, покушении на плоть моего народа, черной магии в отношении сына моего народа, — громко проговорил председатель. — Да будет Магия мира мне свидетелем, а Всевышний покарает за ложь!

Теперь Дамблдор понял — это был не просто Трибунал. Это был очень древний ритуал. Весь народ обвинял, как было уже однажды, но тогда он успел выскользнуть и спрятаться в Британии, мало того, Дамблдор успел спасти и друга, но теперь спасения не было — его обвинял целый народ. И, по-видимому, евреи смогли добыть доказательства, достаточные для начала этого ритуала. Даже объявить о начале подобного судилища было непросто — Магия оценивала право на Трибунал, а ее подкупить было невозможно. Да и воззвание к еврейскому богу — это было очень серьезно. Ибо загоревшаяся синим Звезда Давида нависла над головой Коэна, в готовности покарать.

— И все же, какие у вас доказательства? — поинтересовался один из судей. Несмотря на то, что оценивала и карала Магия, у людей было право вынести и свое решение.

— Прошу внимание на артефакт, — произнес Коэн. — Двое магов, находившихся под магической опекой Дамблдора.

Артефакт показал юношу и девушку, очень истощенных. Но вот одежда на них было более, чем узнаваемой. Вглядевшись, Дамблдор узнал Поттера и грязнокровку, которой было суждено сдохнуть на глазах «избранного».

— Узнал, Альбус? — едко поинтересовался израильтянин, что-то переключив в артефакте и присутствующие увидели современный автомобиль, и дату на вращающихся часах.

— Вы хотите сказать, что эти двое в таком виде… — судья аж задохнулся.

— Из поезда они попали в Освенцим, где провели два с небольшим месяца, — проговорил Коэн. — Можем посмотреть воспоминания, хотите?

— Не надо, — отказался представитель судей. — В сорок пятом насмотрелись на всю жизнь…

— Мальчик — сын нашего народа, в его голову Дамблдор пытался вживить темный артефакт, выдавая его за крестраж, — продолжил израильтянин свою речь. Альбус попытался что-то сказать, но встретил только насмешливый взгляд израильского мага, признанного праведником еще при жизни, а это было немного повыше всех званий Дамблдора. Да и дураков в этом зале не было. — Девочка — дочь нашего народа, мать которой убили нацисты по попустительству магического опекуна, вступившего с ними в договорные отношения, а отец…

— Что отец? — поинтересовались из зала.

— Узнав о том, что пережила дочь, да еще о смерти жены, отец девочки сошел с ума, — падали в вязкую тишину слова израильтянина. — Наш народ требует покарать виновных!

Желавший что-то сказать судья не успел даже раскрыть рта, когда резко покрасневшая Звезда Давида впилась в Альбуса Дамблдора, заставляя того громко и отчаянно кричать. Подобное наказание было вдвойне показательно, ибо сохранилось только в легендах.

— А теперь, европейские маги, выбирайте, — хмыкнул Коэн. — Или вы ставите Британию на место, заканчивая то, что там сейчас происходит, или мы применим Печать Соломона!

— Дайте нам неделю, — попросили из зала. Вычеркивать всю Магическую Британию было чревато для экономики и контрактов.

— Наш народ дает вам неделю, а после… — Коэн не договорил. Все было понятно и так.

Израильтянин говорил от имени своего народа, что обычно не делалось. Чтобы так говорить, мало было иметь на это право. Надо было еще обладать и силой, верой, да много чем. Европейские маги этим похвастаться не могли, разве что русские, но европейцы русских таковыми не считали, о чем Коэн, разумеется, знал. Закончив здесь, маг подумал о том, что нужно девочке рассказать о родителях, да и Гарри…

***