Шестая книга судьбы

Они прошли дальше. В одном месте с фотографии на них смотрел мрачный еврей Зюсс в исполнении великолепного Вернера Крауса, в другом — Лотар Мютель в роли ожидающего казни Шлагеттера — того самого мученика, воспетого в кино и театре, которого когда-то давным-давно (так ей теперь казалось) Эрна проходила в школе.

Клаус купил билеты на места в пятом ряду. Перед началом фильма показали киножурнал. На вспыхнувшем экране появился имперский орел, и зазвучала торжественная маршевая музыка. Колонны улыбающихся немецких солдат шли по пыльным дорогам Украины и России, в то время как бесчисленные вереницы русских пленных текли по их обочинам в обратном направлении. Бравурный голос диктора перечислял номера армий, имена их командующих, названия населенных пунктов и рек. «Седьмого сентября наши доблестные войска вышли к Ладожскому озеру и взяли Шлиссельбург… Петербург — вторая столица большевиков — полностью окружен…» Затем на экране появились пески Северной Африки и образ героя кампании Эрвина Роммеля. Небольшой сюжет был посвящен и морякам, начавшим в эти дни штурм островов Моонзундского архипелага, а также их битве за Атлантику. Зрители в который уже раз увидели. как, задрав в небо корму, уходят под воду вражеские суда, а в промежутках между этими кадрами улыбаются веселые лица бородачей-подводников адмирала Деница.

Потом был фильм. Клаус внимательно следил за сюжетом, изредка шепотом обмениваясь с Эрной впечатлениями. Никто не сжимал ее руку. Быть может, теперь это показалось бы даже неуместным, ведь рядом сидел не мальчишка из соседней школы, а совсем взрослый человек, да ещё отпрыск аристократического рода. И все же мысли ее слегка путались.

Их встречи продолжились и стали почти ежедневными. Несколько раз Клаус приходил к Эрне домой и вел беседы с ее родителями. С профессором они рассматривали некоторые аспекты Римского права (при этом, слыша мудреные слова вроде «узуфрукт» или «сервитут», Эрна закатывала глаза и демонстративно выходила из отцовского кабинета), достаточно остро дискутировали по вопросам аграрной реформы Гракхов, обсуждали события текущей войны. Специально для фрау Вангер Клаус наводил справки о северном театре Восточного фронта. Он успокаивал ее тем, что интенсивность боевых действий в районе Мурманска незначительна. Впрочем, Мартин и так большую часть времени в последние месяцы проводил в Германии, поступив в офицерскую школу.

— Что вы думаете о наших делах на востоке? — спросил однажды Клауса профессор.

— Трудно сказать. Судя по нашим киножурналам и газетам, русские уже должны бы сдаться.

— Они просто не читают наших газет, — рассмеялся профессор.

— Если они проявят стойкость, как в прошлом году англичане, — серьезно заметил Клаус, — нас ожидают большие разочарования.

— Вы так считаете?

— Видите ли, профессор, за последние 128 лет после Наполеона русские не выиграли ни одной крупной войны. Но всякий раз, терпя поражение, они отделывались минимальными потерями. Возьмите Крымскую кампанию. Проиграв, они не потеряли ничего. Японцам в 1905 году царь отдал незначительные территории в Китае и часть островов, им же и принадлежавших. И это после сокрушительного поражения русского флота в Японском море. В семнадцатом году их империя и вовсе распалась, что было, пожалуй, самым положительным итогом мировой войны для всех стран Запада. Но прошло несколько лет, и они возрождаются в еще более зловещем образе. Наконец, они с трудом побеждают несчастных финнов, еще раз показывая всем непригодность своих генералов и военной доктрины. Но не создается ли у вас впечатление, что Россия — это та страна, которую можно победить и принудить подписать невыгодный для себя мир, но нельзя разгромить? И все это чувствуют. Одержав первую крупную победу, никто не хочет идти дальше и развивать успех. У всех еще на памяти печальная участь Наполеона. А ведь он тоже хотел закончить миром без предъявления царю территориальных претензий. Но тот уперся, и в результате Московского похода — уж будем между собой откровенны, — императорская Франция пала. Вот почему я опасаюсь больше всего их упорства Тем более что у них просто может не остаться другого пути. Судя по всему, фюрер не предложит мира большевикам, а англичане всячески будут поддерживать в них желание бороться до конца. Вегеций Ренат правильно подметил в свое время: «У загнанного в ловушку врага отчаяние порождает смелость, и, когда уже нет надежды, страх берется за оружие».

— То, что вы сказали, Клаус, очень тревожно, — вздохнул профессор, — и прежде всего потому, что все это очень убедительно. Затяжная война уже раз стоила нам победы.

Наступил день расставания. Эрна стояла возле мягкого вагона поезда Берлин — Париж. Она ожидала, когда Клаус отнесет свой багаж в купе и выйдет на перрон. «Что сказать ему на прощание? — думала она. — Что я люблю его? Но это будет неправда. Почему я не такая, как все? Другая бы давно уже втрескалась по уши».