Шестая минута после шести

Очень внезапно наступает день (или ночь), когда ты осознаешь, что окружавшие тебя взрослые не были непогрешимыми. И дело было вовсе даже не в тебе. Просто это ОНИ были изначально не правы. И сделали тебя самого таким же. Вложили в твое маленькое доверчивое тело калечащие тебя принципы и информацию.

И то, что ты так любил, то, во что верил – всего лишь ничего не значащая пыль на изнанке вечности…

Нелла теперь не чувствовала ничего, кроме глухого раздражения, оглядываясь по сторонам и неловко отмахиваясь от радостно шелестящей ели-аксакала. Скользя смутной тонкокостной тенью в облупившуюся дверь дома её детства, сердито звякнувшую на гостью потрескавшимися стеклами окошек.

Заваленная «очень нужными» вещами веранда: шахтовые гвозди, ржавые пилы, баллоны с газом, изъеденные молью шубы, доски и сломанные кресла.

Все это, Нелла была уверена, никогда никому не пригодится. И тот самый сакральный «всякий случай» никогда не наступит.

Но кто бы её, никому такое не нужное, мнение слушал, не так ли?..

Массивные замки на основной двери. Столь солидные, как будто бы внутри действительно есть хоть что-то, что захотелось бы украсть.

Просто преступление делать такие намеки на благосостояние в отсутствие этого самого благосостояния. Впрочем, при большом, просто огромном, желании это можно счесть эдаким юмористическим элементом, опционально встроенным в здание.

Скрипучие полы и осыпающаяся с потолка штукатурка. Затхлый запах подполья, который она, кажется, с самого рождения не переносила. Дом, который активно намекает владельцам на то, что неплохо бы им заняться и подправить общее состояние.

Жаль, что здесь намеков не понимают.

Но, тем не менее, она – снова в этом неприглядном здесь.

Она – здесь. Раздевается, облачаясь в домашнюю одежду, и забирается на продавленный диван, уже много лет по умолчанию считавшийся её безраздельной полуторной территорией абсолютной безопасности. Стягивает со старенькой тумбочки такой же, жизнью потрепанный, проводной телефонный аппарат и смотрит на дисковый номеронабиратель. И изо всех сил пытается отрешиться от звуков кухонной возни, полностью игнорирующей её прибытие.

У неё, если так уж угодно, тоже есть важное дело. И пояснять, какое именно, она не станет. Это даже очень хорошо, что внимания на девушку не обратили.

Никто не помешает.

Время замедляется, превращаясь в сироп. Горячий летний воздух течет по комнате ленивыми волнами, а руки тяжелы, словно она находится в слишком уж реалистичном, тоскливом и безысходном, сне.

Ей надо сделать звонок. Всего один.

– Алло, здравствуйте.

– Слушаю.

– Это – Нелла. Ваша дочь.

– Хм…

Девушка, сидевшая на старом продавленном диване, нервно обхватила колени рукой в защитном жесте и крепче сжала во вспотевшей ладони трубку громоздкого телефона. Тапочки слетели с худых ступней и громогласно ударились об пол.

Почему-то вдруг испугавшись, что дальше её никто не пожелает слушать, Нелла напустила в голос фальшивой уверенности и преувеличенно-деловым тоном торопливо заговорила: