Шестая сказка

А Зебадья вдруг взмахнул сетью, та расправилась прямо до самых облаков. На миг стало страшно, что сейчас в нее попадут солнце, луна и звезды, и небосклон осиротеет, а Вечный Мир поглотит непроглядная тьма. Но когда сеть опустилась на землю, в ней перекатывалось и сияло что-то удивительно прекрасное. Зебадья бережно распутал улов, пригладил его руками, шепнул и выпустил в озеро. Тут же оно забурлило, по глади побежали буруны, и из недр поднялся круглый шар: на поверхности его росли леса, плескались океаны и моря, текли реки, вздымались горы. Он поднимался все выше и выше, пока совсем не скрылся из виду.

– Новый мир? – завороженно проронил юноша.

– Или возрожденный старый, какая разница? – усмехнулся мужчина. – А что касается вас, если Амаль – это надежда, а Мирас – наследие, есть ли повод печалиться? Что вас томило в последний час, то вы и встретили тут, – он помолчал, будто давая им время осознать сказанное. – Однако не за этими знаниями вы пришли ко мне, а я не в силах дать вам желаемое. Идите к Драконовой пещере, если пройдете ее насквозь, встретите мудрого старца, возможно, он расторгнет ваш обет.

8

Являясь новыми постояльцами Вечного Мира, ни Амаль, ни Мирас не знали, где находится Драконовая пещера. Они не догадались сразу спросить направление у

Зебадьи, а когда оглянулись, казалось бы, уйдя совсем недалеко от озера, мужчина, котенок у его ног, скамейка и хижина куда-то делись. Только бесконечное озеро так же, как и раньше, лизало берег мягкими волнами, будто ласковый зверь.

– Ненавижу Рамину! – выпалила Амаль, топнув изящной ножкой. – Из-за нее нам приходится бродить туда-сюда и искать непонятно кого!

Мирас не стал говорить девушке, что ведь она и хотела путешествовать по свету. Вместо этого парень просто взял ее за руку и потянул к себе. Амаль не ожидала, и растерявшись, оказалась вдруг очень близко. Уставилась на Мираса глазищами, в которых янтарь переливался всеми цветами, и испуганно замолчала.

– Стоит ли ненавидеть того, с кем больше никогда не встретишься? – молвил юноша. – Нам некуда спешить. Наше время уже не подойдет к концу. А твоя мачеха осталась жить в нескончаемом страхе, что о ней подумают люди, что осудят, что ты вернешься вдруг, и что ее собственная жизнь подойдет к концу однажды.

Его губы все ближе и ближе приближались к губам Амаль, он склонялся к ней, как дерево склоняет ветви под тяжестью плодов к земле, тянулся к девушке, как младенец к груди матери, совершенно забыв про недавнее желание отыскать предсказанную возлюбленную. Однако едва Мирасу удалось сорвать невесомый поцелуй, как Амаль отскочила от него, полыхая гневом:

– Ты… Ты? …Ты! – невнятно вылетали слова из ее груди. – Неужели ты готов смириться?! Я видела себя твоими глазами!

– Ты совсем другая, – Мирас сам не понимал, что чувствует сейчас.

Его охватили смущение и растерянность. Стало стыдно, но за то, что он сделал сейчас, или за то давнее – не раскрыл бы и Зебадья.

А потом вдруг тоже нахлынула злость. Внезапно, налетела, как порыв ветра, как ураган, безжалостно срывающий последние листья с ветвей.

– По-моему, это ты смирилась! Готова жалеть себя и ненавидеть мачеху! Она влияет на тебя даже здесь, твоя душа привязана не к моей душе, а к обиде! Этого ли хотел отец? – Мирас отмахнулся от девушки и рванул в сторону.

Амаль почувствовала стеснение и боль в груди. Там будто разлили тягучую смолу. Ее нежеланный муж несет полный бред! И оскорбляет почем зря! Девушка отвернулась и пошла в противоположном направлении.

Несколько десятков шагов дались ей без особого труда. А потом идти стало тяжелее: ноги увязали в рыхлом песке, налетевший встречный ветер заставлял нагибаться вперед и отворачивать лицо, трепал и больно дергал волосы. Хотелось остановиться или, что еще лучше, вернуться назад. Лишь упрямство вело Амаль вперед. Она с усилием переставляла ноги, жмурилась, зажимала на себе одежду.

А потом девушка почувствовала на себе прикосновения. Сначала неуверенные, мгновение спустя они стали настойчивыми. Она не видела тех, кто рыщет по её телу, кто срывает с нее одежду, украшения, нити жемчуга с волос, от того было ещё страшнее, чем если бы Амаль видела напавших.

– Отстаньте! – молила она. – Что вам нужно от меня? – голос срывался на шепот, ее будто снова охватывал паралич, руки и ноги слабели, и уже даже небытие во мраке казалось избавлением.

Мирас же уходил с тяжелыми смешанными чувствами. Почва под его ногами вдруг стала вязкой, как болото, она с чавканьем втянула ноги парня. Он сам не заметил, как погрузился сначала по колено, потом по пояс, по шею. Мелькнула мысль, что, наверное, это все. Не встретить ему единственную возлюбленную. Однако эта мысль отчего-то не показалась настолько ранящей, как раньше. Мирас закрыл глаза и по макушку погрузился в жижу. И вдруг оказался в мире живых. Он сам не понял, как это получилось, но вдруг увидел прямо перед собой дверь в склеп. Та была приоткрыта. Изнутри доносились шорохи и какая-то возня.