– Вот что происходит, когда я договариваюсь о встрече, – посетовал я, обращаясь к золотистому ретриверу. – А представляешь, что бывает, если я прихожу без предупреждения?
Он обдумал мои слова и два раза чихнул. Я потрепал его по голове, спустился со ступеней на тропинку, огибающую дом, и уже собрался проследовать по ней, как вдруг у меня за спиной раздался голос:
– Что вы здесь делаете?
Я обернулся и увидел плечи.
Мой рост – метр восемьдесят два. В сборную по баскетболу меня с такими данными, может, и не взяли бы, но я привык, глядя собеседнику в лицо, видеть его брови. Плечи, в данный момент маячившие передо мной, были на какой-нибудь сантиметр шире бильярдного стола, а то, что возвышалось над ними, заставило меня вмиг пожалеть о нехватке у меня хороших манер. На вид их обладателю было лет сорок, весил он килограммов сто двадцать, а на руках можно было вытатуировать полный текст Декларации независимости. Он был одет в рабочие штаны и майку, в анамнезе которой значился белый цвет, а на башмаки налипло столько грязи, что с трудом просматривались шнурки. Над всей этой громадой высилось лицо без малейших признаков какого-либо выражения, с которого на меня подозрительно глядели маленькие черные глазки – точь-в-точь как у шершня.
– У меня встреча с Аталией Айзнер.
– Она мне ничего не сказала.
– Я звонил всего полчаса назад. Может, она просто не успела.
– К ней не часто ходят гости.
Он произнес это с явным удовлетворением, и я попытался прикинуться не гостем.
– Вы случайно не знаете, где она?
– Где-то здесь.
– Где здесь?
– Вы задаете слишком много вопросов.
– В самом деле?
Моей искрометной шутке понадобилась почти минута, чтобы подняться на лифте до пустого чердака, в котором у него должен был находиться мозг.
– Вы что, издеваетесь?
– Вы слишком большой, чтобы я над вами издевался. Готов поспорить, что с вами никто не предпринимал подобных попыток класса с третьего.
– Ее нет дома.
– Вы ее муж?
– Я ее друг.
Уверен, я и на это нашел бы что ответить, но тут из-за моего левого плеча раздался женский голос. Женщина шла к нам со стороны заднего двора.
– Я тысячу раз говорила тебе, Реувен, что ты мне хороший друг, но ты не мой друг.
Он моментально съежился, как будто его на два месяца забыли в стиральной машине.
– Это одно и то же.
– Это совсем не одно и то же, но сейчас это неважно. Не смей пугать моих гостей.
– Он слишком задается.
Он произнес это с такой злобой, что мне пришлось навеки проститься с мечтой быть приглашенным к нему на день рождения. Я повернулся к ней с самым приветливым выражением лица, но она была слишком занята укрощением своего строптивого стража, не забывая каждый раз обращаться к нему по имени, как делают опытные воспитательницы детских садов, когда хотят быть уверенными в том, что ребенок их слышит.
– Возможно, ты прав, Реувен, но это я его сюда пригласила, поэтому тебе следует извиниться.
– Он обзывался. И ему нечего здесь делать.
– Реувен, нам с господином Ширманом надо кое-что обсудить. Уверена, у тебя есть дела дома.
– Я должен починить тебе забор.
– Это подождет. Мы увидимся позже, Реувен. Хорошо?
– Я потом приду.
Он кинул на меня еще один злобный взгляд и неохотно поплелся назад, изредка оборачиваясь, – вдруг хозяйка подаст знак вернуться.
– Прошу меня извинить. Опека Реувена бывает чрезмерной.
– Все в порядке. Я действительно склонен задаваться.
В том, как она произнесла слово «чрезмерной», я уловил легкий британский акцент. Она была очень худая, почти тощая, – большинство людей видят в такой субтильности признак духовной утонченности или артистизма. Впрочем, ее худоба не производила впечатления болезненности – она больше напоминала мускулистую подтянутость марафонца. Аталия опустила на землю пакет с яблоками и пожала мне руку. Ее рукопожатие было на удивление сильным, а ладонь – не меньше моей. Насколько я помнил из газетных вырезок, ей было примерно столько же, сколько и мне, и она не пыталась скрыть свой возраст. В ее волосах среди каштановых прядей пробивалась седина, а морщинки вокруг рта обещали скоро превратиться в горькие складки. Сломанный когда-то нос делал ее умное, чуть узковатое лицо слегка ассиметричным. На ней была холщовая рубашка и юбка миди цвета терракоты, придававшие ей сходство с белой женщиной начала прошлого века на сафари в африканской саванне.
Она придержала дверь, пропуская меня в дом, и золотистый ретривер воспользовался этой возможностью, чтобы радостным ураганом лап и ушей ворваться внутрь. В доме царила прохлада – спасибо кондиционеру. Аталия отдернула оконные шторы, и стала видна плетеная мебель с подушками цвета морской волны.
– По телефону вы сказали, что расследуете дело о пропавшей девочке.
– Да.
– Которой из них?
– Яары Гусман. Она пропала два года назад при обстоятельствах, очень напоминающих исчезновение вашей дочери.
Она села и разгладила юбку руками. Она источала сексапильность, не заметить которую было невозможно, да я, честно говоря, и не пытался.
– Вы давно над этим работаете?
– Я только начал.
– Как становятся частными детективами?
– Ну, насмотришься кино…