Шестьдесят рассказов

Два года прошло с того ужасного дня, но его наверняка никто не забыл. «Баливерна» — это было огромное мрачное здание за городскими воротами, сложенное из кирпича. Построили его в XVII веке монахи братства Святого Селестия. В XIX веке, когда орден распался, каменную громаду превратили в казарму, и вплоть до войны она находилась в руках военного ведомства. Потом «Баливерна» какое-то время пустовала — до того самого момента, когда в ней, с молчаливого согласия властей, поселилась всякая рвань: бездомные и беженцы, дома которых разбомбило, бродяги, босяки — одним словом, голытьба. Со временем муниципалитет прибрал здание к рукам, попытался навести там порядок, переписал даже всех жильцов и узаконил отхожие места, а зачинщиков всяких безобразий выселил. Место тем не менее оставалось воровским и пользовалось дурной славой. Не то чтобы оно было рассадником преступности, но все же по ночам никто в окрестности «Баливерны» без дела не наведывался.

Попервоначалу «Баливерна» стояла в чистом поле, но с течением времени пригород вплотную подступил к ней. По соседству, однако, дома строить не решались. Этот угрюмый и зловещий каменный муравейник возвышался над железнодорожной насыпью посреди пустыря, заваленного всяким мусором и старым хламом; да еще кое-где притулились сколоченные из старого железа лачуги бедняков. Снаружи «Баливерна» напоминала тюрьму, больницу и крепость одновременно. В плане она представляла собой четырехугольник метров восьмидесяти длиной и шириной около сорока. Внутри имелся просторный двор, окруженный голыми, без каких-либо навесов, стенами.

Иногда по выходным мы гуляли вокруг «Баливерны» с мужем моей сестры, энтомологом Джузеппе. На пустыре водилось множество насекомых. К тому же это был повод поразмяться и поболтать о том о сем.

Должен признаться, что состояние этой мрачной махины мне не понравилось с первого взгляда. Цвет кирпича, многочисленные, наспех залатанные щели и трещины в кладке, балки, подпирающие откровенно обветшалые стены. Особенно подозрительной показалась мне задняя стена, голая и однообразная, на которой вместо окон в нескольких местах зияли маленькие отверстия, скорее напоминавшие бойницы. Странным образом она выглядела выше фасада с крытой галереей и широкими окнами.

— Ты не находишь, что задняя стена как будто нависает? — спросил я зятя.

— Да брось ты! — засмеялся он. — Это тебе кажется. С высокими стенами всегда так.

Однажды в июле — была суббота — мы отправились на такую прогулку. Зять мой прихватил с собой двух дочек и коллегу-зоолога из университета. Профессору Скавецци лет сорок. Он бледен, вял и очень раздражает меня своим хитрым и важным видом. Зять говорит, что это кладезь премудрости и очень достойный человек. Но я думаю, он дурак, иначе не стал бы так задирать нос только потому, что я портной, а он ученый.

Добравшись до «Баливерны», мы долго бродили вдоль задней стены, которая так меня настораживала. Неподалеку среди травы зияла довольно большая пыльная проплешина — футбольное поле, вытоптанное мальчишками. В обоих концах в землю вбили колья, обозначавшие ворота. Мальчишек в тот день не было, зато на краю поля, где к нему вплотную подходит щебенчатая дорога, сидели в траве мамаши с детьми и грелись на солнышке.

Время было тихое, послеобеденное, и из фаланстера доносились приглушенные голоса. Солнце тускло освещало хмурую стену; из окон торчали длинные шесты, на которых сохло белье; понуро и бездвижно белыми флагами вниз свисали простыни; ни ветерка.

Пока мои спутники занимались поиском насекомых, мне почему-то вздумалось забраться на выпяченную стену. Это оказалось нетрудно: она вся была в выбоинах и выступах, кое-где из трещин торчали ржавые железки. На самый верх я, разумеется, лезть не собирался — просто хотелось немного подвигаться. Желание, не спорю, довольно ребяческое.

Я легко вскарабкался вдоль пилястра замурованных ворот на высоту двух метров. Над архитравом в стене была выложена полукруглая ниша (вероятно, там когда-то стояло изображение святого), а перед ней вместо ограды торчало несколько заржавелых пикообразных спиц.

Ухватившись за одну из них, я попытался подтянуться. Вдруг спица сломалась. Я попробовал удержаться, но потерял равновесие и спрыгнул вниз. К счастью, было не очень высоко. Приземлился я на ноги, и хоть остался цел, все же пребольно ушибся. Обломок железной спицы упал рядом.

В следующий момент из ниши выпала другая, более длинная спица, упиравшаяся посередине в выступ вроде консоли. Судя по всему, она исполняла роль временной распорки. Консоль, лишенная противовеса, тут же подалась вниз, но не упала; эта здоровенная каменная штуковина шириной в три кирпича зависла на краю ниши одним концом наружу.