Шестьдесят рассказов

Ваша истинная сыновняя обязанность состоит в подробном воспроизведении всех чудовищных гнусностей, затронутых в данном руководстве, однако в приглушенной, менее вирулентной форме. Вы должны стать своим отцом, но в более бледном, разжиженном варианте. Эта работа неизбежно связана с упомянутыми гнусностями, однако прилежное изучение проблемы позволит вам осуществлять их с меньшим блеском, чем это делалось прежде, что будет шагом к золотому веку порядочности, спокойствия и укрощения душевных бурь. Ваш личный вклад во всеобщую гнусность вряд ли будет малым, однако вы должны всеми силами стремиться к его малости. Если ваш отец был капитаном четвертой батареи, служите там же, но удовлетворитесь должностью капрала. Не ходите на ежегодные встречи однополчан. Не пейте на этих встречах пива и не пойте песен. Для начала шепчите перед зеркалом, по тридцать минут в день. Затем связывайте себе руки за спиной на те же тридцать минут в день, сами или попросите кого-нибудь о такой услуге. Затем выберите одно из самых глубоких своих убеждений - ну, например, убеждение в том, что ваши почести и вознаграждения имеют к вам какое-то отношение, - и отбросьте его. Друзья охотно вам в этом помогут; при первом же проявлении слабости вы можете позвонить им по телефону. Вы видите основной замысел, остается только претворить его в жизнь. Отцовство может быть если не окончательно обуздано, то хотя бы «приглушено» уже в этом поколении - нашими совместными усилиями. Ликуйте.

В КОНЦЕ МЕХАНИЧЕСКОЙ ЭРЫ

Я пошел в бакалейную лавку за мылом. Я долго стоял перед мыльным изобилием, упакованным в привлекательные коробочки, «РУБ» и «ТУБ» и «ФАБ» и все такое, и я не мог ничего решить, и тогда я закрыл глаза и протянул руку наугад, и когда я открыл глаза, то обнаружил в своей руке ее руку.

Она сказала, что ее звать миссис Дэвис и что она считает «ТУБ» наиболее подходящим для важных очистительных мероприятий. Потом мы пошли перекусить в мексиканский ресторан, принадлежавший, как оказалось, ей, и она провела меня на кухню и показала мне свои штабели красивых бежевых лепешек, свои мармитки, сверкающие начищенной нержавейкой. Я сказал ей, что не очень-то умею обращаться с женщинами, а она сказала, что это ерунда, мало кто из мужчин умеет, и что теперь, когда Джейка нет, все ерунда, но я вполне сойду в качестве временного варианта, и садись и выпей «Карта Бланка». Так что я сел с холодной «Картой Бланкой», Бог же там временем находился в подвале, снимал показания счетчиков, чтобы узнать, сколько благодати израсходовано за июнь. Наука доказала, что Благодать это электричество, нет, она не похожа на электричество, а именно что электричество, вот Бог и спустился в подвал, чтобы проверить счетчики, в заднем кармане его синего комбинезона торчал электрический фонарик.

- Механическая эра близится к концу,- сказал я ей.

- А может, уже и кончилась,- ответила она.

- Хорошая была эра,- сказал я,- Мне было в ней уютно, до некоторой степени. Судя по всему, наступающая эра не доставит мне особой радости. Мне не нравится, как она выглядит.

- Нужно быть честным. Мы еще не знаем, какой эрой станет следующая. Хотя я печенкой чувствую, что это будет эра, враждебная личному благополучию и комфорту, а ведь что мне нужно от жизни? Личное благополучие и комфорт.

- Ты считаешь, что нужно что-то предпринять? - спросил я.

- Обняться и прижаться,- сказала миссис Дэвис.- Мы можем обняться и прижаться. Потом, конечно же, это нам приестся, со временем все приедается…

Мы пошли ко мне домой, чтобы обниматься и прижиматься. Если снять с женщины одежду, она, как правило, оказывается двухцветной, тем более - летом, однако миссис Дэвис была вся сплошь одного цвета, охристого. Судя по всему, ей нравилось обниматься и прижиматься, она осталась у меня на много дней. Время от времени она проверяла свой ресторан, наводила в нем полный блеск, распределяла среди обслуживающего персонала некоторые суммы денег и возвращалась, нагруженная мешками кукурузных лепешек, ящиками «Карты Бланки» и ведрами салата из авокадо; я платил ей за все это, не слушая никаких возражений, потому что не хотел чувствовать себя обязанным.

Была такая песня, которую я пел ей, песня больших ожиданий.