Шестьдесят рассказов

- В соглашении не было ни слова насчет пересечения вброд бурных потоков, кишащих гадюками и сомами.

- Главная проблема не река, а иезуиты, засевшие на том берегу,- сказал Домье.

- Благородный Лойола. Наш избавитель.

- Вы хотите провести следующий год в монастыре? Ходить в длинной, до пят, хламиде, читать «Жития святых» и видеть сосиску с чили разве что во сне?

- Он запрет нас в монастырь?

- Несомненно.

- Вот это да. Я не знала.

- Домье,- сказал мистер Хокинс,- так в чем же состоит ваш tres intelligent план?

- Что, если мы пошлем нескольких девушек купаться?

- Зачем?

- А пока враг будет ослеплен ослепительной красотой наших купальщиц, мы переправим всех остальных чуть пониже, по друтому броду.

- Так вы имеете в виду, что они будут купаться, ну…

- Совершенно верно.

- Но сумеем ли мы принудить их к этому?

- Не знаю,- пожал плечами Домье и повернулся к Селесте: - А вы как думаете?

- В соглашении не было ни слова насчет стрип-шоу в воде. Но с другой стороны, заточение в келью…

- Да,- сказал Домье.

Вскоре семеро завернутых в полотенце девушек направились к реке.

- Вы и мистер Беллоуз переправите стадо ниже по течению. А я присмотрю за этими,- сказал Домье мистеру Хокинсу.

- Уж вы-то присмотрите,- сказал мистер Хокинс.- Прекрасно. Вот уж точно, что прекрасно. Прекраснее просто некуда.

- Мистер Хокинс,- отчеканил Домье.

Потом Домье взглянул на Селесту и увидел, что ноги ее длинны и узки, как стезя к спасению, бедра ее крепки и изящны, как типографский знак &, именуемый ампер- сенд, ягодицы ее прелестны, как две картинки, талия ее стройна и изогнута, как перехват виолончели, плечи ее соблазнительны, как сексуальные преступления, волосы ее длинны и черны, как Великий Пост, а в целом ее движения сладостны и текучи, как мед, - и бухнулся в обморок.

Придя в себя, он увидел мистера Хокинса, который периодически приподнимал его за ремень и снова опускал на землю.

- Наверное, обморок,- сказал мистер Хокинс.- Он всегда был склонен к обморокам.

Девушки стояли вокруг; полностью одетые, они дружно расчесывали влажные волосы.

- Вот так, в обмороке, он выглядит совершенно очаровательно,- сказала Селеста.- Мне не очень нравится этот орлиный взор.

- И его отец, да и дедушка, они тоже были склонны к обморокам,- сказал мистер Хокинс.- Особенно дедушка. Телесная красота мгновенно сшибала дедушку с ног, как хороший удар в челюсть. Еще живы свидетели того, как он валился на пол, мимолетно узрев коленную чашечку.

- Стадо на той стороне? - спросил Домье.

- Все до последней,- сказал мистер Хокинс.- Думаю, сейчас мистер Беллоуз раздает им телевизионные обеды.

- А неплохое мы устроили представление, - сказала Селеста.- Вы видели?

- Самую малость,- сказал Домье.- Давайте перейдем на ту сторону и соединимся с остальными.

Они переправились через реку, вскарабкались на крутой обрыв, продрались сквозь заросли кустарника, миновали полуразвалившийся, без окон, дверей и крыши, фермерский дом и вышли на бобовое поле, такое неухоженное, что бобы в стручках стали огромными, как адамовы яблоки. На дальней стороне бобового поля они обнаружили мистера Беллоуза, привязанного к дереву посредством многочисленных толстых веревок, обвивавших его ноги, живот и шею. Рот мистера Беллоуза был плотно набит печатными листами, вырванными из требника. Стада и след простыл.

Два виски

с другом

- Вся беда в том,- сказал Гиббон,- что ты неудачник.

- Я тут занялся неким психологическим престидижитаторством и все больше надеюсь, что оно может иметь серьезное прикладное значение,- сказал я,- Необозримые горизонты.

- Фу,- скривился он.

- Фу?

- Вся беда в том,- сказал Гиббон,- что ты идиот. Тебе недостает ощущения собственной никчемности. Ощущение собственной никчемности есть импульс, подвигающий человека сверхпреуспевающего на его потрясающие сверхпреуспеяния, вызывающие у нас почтение и трепетное благоговение.

- Оно у меня есть! - воскликнул я.- Глубокое, неискоренимое ощущение собственной никчемности. Коллекционный экземпляр.

- Рискну предположить, что это все твои родители,- сказал Гиббон,- Слишком мягкие, слишком добренькие, так ведь? Родители должны прививать ребенку ощущение его полной никчемности, это их первейшая задача. В некоторых семьях она решается из рук вон плохо. Некоторые родители пренебрегают своей ответственностью. А что в результате? В мир выходит человек, лишенный твердого ощущения собственной никчемности, а значит, и позыва доказать ошибочность своего собственного о себе мнения, что нельзя сделать иначе, чем достижением ярких, выдающихся достижений в масштабах, превосходящих всякие разумные пределы.

Честность заставляла меня признать, что его чушь лучше моей чуши.