Шестеро вышли в путь. Роман

Бородач сидел на корточках и внимательно оглядывал нас одного за другим.

- А вы что же, - спросил Харбов, - полковника слушаетесь? (Бородач кивнул головой.) Зря. С него-то спросят, у него вина большая. Он, конечно, боится. А с вас спрашивать не будут - вы народ бедный, темный, вам зачем из-за него мучиться? Пошлите его к дьяволу и валите в Пудож: пришли, мол, простите, хотим жить по-людски.

Бородач, хмурясь, смотрел на Харбова. По-видимому, смысл того, что говорил Харбов, с трудом доходил до него. Он шевелил губами, как бы стараясь повторять за Харбовым слова.

- Побожись! - сказал он.

Харбов покраснел, бросил на нас смущенный взгляд, тоже перекрестился, как Силкин, и сказал:

- Вот тебе крест святой, пусть меня бог разразит на этом самом месте!

Бородач улыбнулся и почесал затылок.

- Как узнаешь… - проговорил он задумчиво. - Больно много обманывают.

В это время очнулся дядька. Он был в странном состоянии: то приходил в себя и будто все понимал, то опять впадал в забытье и бормотал несуразицу. Сейчас он поднялся, огляделся и, увидя бородача, оживился ужасно.

- От-откуда? - спросил он. - Из каких мест?

- Архангельской губернии, - сказал бородач.

- Так, так, - кивнул дядька. - Лошадь имел? (Бородач мотнул головой.) А корову?

- Была корова, - сказал бородач.

- Как же пахал? - спросил дядька.

- Давали лошадь, - хмуро ответил бородач.

- А что брали?

- Пятый пуд.

Дядька охнул и в ужасе закачал головой.

- Пятый пуд! - повторил он. - Ай-яй-яй! Двадцать процентов! Вот как безобразничали! Дети есть?

- Двое, - хмуро сказал бородач.

- Что ж ты дурака валяешь?! - осуждающе заговорил дядька. - Как же можно детей оставить? Разве они с хозяйством управятся? Совесть-то у тебя где? Баба небось замучилась. Землю наконец дали, лошадь имеешь возможность получить, а ты шалопутничаешь! Разве же это дело?

- Говорят, стреляют нашего брата, - хмуро повторил бородач.

- Да кто тебя, голодранца, стрелять будет? - обозлился дядька. - Кому ты, шантрапа, нужен? Жена бьется, дети без отца, земля зарастает, а он, понимаешь, баклуши бьет!

Бородач хмуро смотрел в землю и не отвечал. Дядька, кажется, собрался долго его срамить, но ворота чуть приоткрылись, в щель просунулась еще одна борода, и испуганный голос проговорил:

- Давай, Афоня, барин идет!

Первый бородач испугался и торопливо вышел за ворота.

- Вот тебе, Леша, и человекообразные! - сказал Харбов. - Ты, брат, верно оценил обстановку. Отлично они свой классовый интерес соображают.

- Так-то оно так, - сказал Тикачев, - а только интересно, что скажут ребята, если узнают, что секретарь укома крестился и клялся святым крестом.

- Простят, - смущенно сказал Харбов. Ему и в самом деле было неловко.

Ворота открылись, вошел Булатов.

Мы опешили. Его мы никак не ждали.

Булатов закрыл ворота и сел на чурбан, на котором раньше сидел Миловидов. Мисаилов достал газетку, махорку и стал не торопясь скручивать козью ножку.

- Может, закурите моего табачку? - спросил Булатов.

- Спасибо, - вежливо ответил Мисаилов, - я к своему привык.

Он завернул конец, оборвал его, сунул в рот и закурил.

- Мне поручено выяснить, - негромко сказал Булатов, - накормили ли вас и нет ли у вас пожеланий и просьб.

- Тьфу, ерунда какая! - буркнул Тикачев. - Чистый цирк!

- Помолчи, Леша, - сказал Харбов.

Булатов кинул взгляд на ворота и продолжал чуть тише:

- Наши личные отношения могут складываться как угодно, но я, как и вы, не знал, что попаду в эту страшную шайку. Давайте обсудим, что нам делать и как спасаться. - Чуть повысив голос, он закончил: - А что каша плохая, не взыщите. Приходится мириться с обстановкой. Разносолов здесь не имеем.

- Чистый цирк! - повторил Тикачев.

Мы молчали. Молчал и Булатов, глядя на нас глубоко сидящими таинственными своими глазами. Дядька дергал бородку и, кажется, собирался разразиться монологом, но прежде него заговорил Сема Силкин.

- Знаете что, - сказал Сила, - если мы решим удирать, так и без вас справимся.

- Товарищ Харбов, - повернулся Булатов к Андрею, - я говорю серьезно.

- Сила прав, - задумчиво сказал Харбов. - Кто вас знает, Булатов… Сегодня вы Миловидова продали, завтра нас продадите. Кому вы нужны! Положиться-то на вас нельзя.

Булатов встал и громко закончил:

- Значит, жалоб пока нет. Так и передам.

- Вы за нас не беспокойтесь, - сказал Девятин, - мы-то выберемся. А вот у вас как бы неприятности не получилось…

Булатов, не отвечая, вышел.

- Вот черт! - бормотал дядька. - Помешал разговору. Я бы этому бородатому все доказал. Бедный же человек - понять должен. А тут этот влез… Нужны, понимаешь, его доносы!

Что-то громко треснуло наверху. Мы подняли голову. Одна из досок крыши медленно отходила. В расширявшуюся щель было видно ясное голубое небо. Потом в щели показалось лицо. Нам были видны только глаза и лоб. Зато мы сразу узнали голос, хотя человек говорил очень тихим шепотом.

- Как вы там? - спросил человек. - Патетюрин убег до деревни - верно, к завтрему людей приведет. А вы, если что нужно, скажите.

- Ты, Коля, гляди… не попасться бы, - сказал дядька.

- Не! Я, папка, не попадусь! Тут кусты во какие!