Шестеро вышли в путь. Роман

Идет какое-то ленивое пьянство. Кажется, все не выспались и устали, и всем надоело быть вместе, но нет повода разойтись. Судорожно веселится один полковник Миловидов. Он все время пьет за красоту, за женщин - поэзию нашей жизни - и вскакивает, и щелкает каблуками, и целует руки Ольге, и, если бы у него были усы, непременно крутил бы их, пропуская кончики между пальцами.

- Вы должны меня понять, мадемуазель, - говорит он, - я Робинзон. Мои Пятницы - это бородатые дикари. Я культурный человек, поймите мою трагедию!

Ольга жеманничает, и стреляет глазами, и дает ему целовать руки, и манерно хохочет, чуть взвизгивая, и приводит полковника в совершенный восторг.

Где она научилась этой манере себя вести? Этому жеманству, этому визгливому смеху?

Ей самой смешно и странно. Для нее это далекая история. Она изображает уездную барышню, которую представляет себе только по смешным описаниям и рассказам. Она изображает ее грубовато, иногда, кажется, слишком наивно, но Миловидов в восторге.

Для него это молодость; не история, а реальная жизнь, та прекрасная его жизнь, от которой он вынужден был шесть лет назад уйти в лес. Он не улавливает пародии. Впрочем, что его не привело бы в восторг после шести лет жизни в северном диком лесу! Он пьет. Он даже порывается выпить из Ольгиной туфли, забыв, что она в сапогах.

- Я лесной царь! - кричит он Ольге. - Станьте лесной царицей, мадемуазель!

- Мадам, - поправляет его Ольга.

- Все равно! - кричит Миловидов в восторге. - Это неважно. Он тоже русский офицер, товарищ, брат по оружию, я не хочу обидеть его. Но он должен меня понять!

Потом все нестройными голосами поют «Стеньку Разина» и какую-то песню про Хаз-Булата, который кого-то зарезал, и еще какие-то песни, которых Ольга совсем не знала или знала лишь понаслышке.

Они пляшут мазурку, и, ух, сколько тут каблучного стука, вывертов, лихости! Маленькой белой ручкой ведет полковник Ольгу, и Ольга чувствует, как удивительно сильна эта кажущаяся слабой ручка. Какие крепкие мышцы под этой белой, женственной кожей!

Окончив плясать, полковник вдруг обнимает Ольгу и целует ее в губы долго-долго, и Ольга терпит, сжав губы, а потом, смеясь, вырывается.

Булатов смотрит на нее трагическим взглядом. Трагически изломаны его брови. Ей становится смешно, когда она видит скорбное булатовское лицо. Она подходит к нему и ласково берет его под руку. Должна же легкомысленная жена как-то утешить многотерпеливого мужа! Полковник понимает это, полковник не сердится.

- Булатов… - тихо говорит Ольга, говорит своим настоящим тоном, с настоящей своей интонацией. - Ты же мой муж, Булатов! Уведи меня отсюда.

Еще выше взлетают трагически изломанные брови Булатова. Всечеловеческая скорбь в бездонных его глазах.

- Ты пойми, Ольга! - говорит он значительно и взволнованно. - Он здесь хозяин, мы все от него зависим, все наше будущее…

Ольга все понимает. Она ведь только шутила. Пусть Булатов не сердится.

И снова они поют песни, и улыбается Гогин, и искоса посматривает непонятным взглядом Катайков. Тишков начинает играть вальс. Ольга танцует с полковником. Полковник обнимает ее крошечной, сильной своей рукой, и у него ум заходит за разум, он шепчет ей что-то вроде следующего: «Мадам, доверьтесь мне, я увезу вас в сказочную страну».

Ольге не смешно. Ее даже не раздражает этот стиль. Уж слишком глупо и пошло, чтобы можно было всерьез к этому относиться. Для нее это историческое прошлое. Для него - прерванная на некоторое время жизнь. Он не понимает, как она далека от него. Она про его жизнь читала, слышала, думала, а он о ее жизни не знает и знать не хочет. Они люди разных веков, случайно живущие в одно время. Она сейчас об этом не думает, но чувствует это очень отчетливо.

Вальсируя, он уводит ее в сени и пытается еще раз поцеловать. Она выскальзывает. Как легко она переняла нехитрую тактику уездных барышень и кокетливых чиновничьих жен!

- У нас с вами будет заговор - хотите? - спрашивает она, жеманничая и стреляя глазами.

- Мадам! - вскрикивает полковник и падает на одно колено.

- Вы увлекли меня, - говорит Ольга, - я влюблена!

- Мадам! - рычит полковник и тянется к ней, но она отступает на шаг.

- Когда я уйду к себе; - говорит Ольга, - задержите моего мужа. Пусть он проведет всю ночь за столом.

- Вы осчастливили меня! - говорит полковник. - Приказ будет исполнен.

Она убегает обратно в комнату. Снова что-то поют, что-то играют и без толку кричат и поднимают кружки с мутным, скверно пахнущим самогоном…

- У вас пустая кобура? - спрашивает Ольга. - Или вы носите оружие?

- Я военный человек, мадам, - отвечает полковник, - я двенадцать лет на войне - с тысяча девятьсот четырнадцатого года. Оружие стало частью меня самого.

- Ой, - говорит Ольга, - покажите, какое у вас оружие! Я всегда мечтала быть военным. К сожалению, нам, женщинам, это не дано.

- Надежда Дурова, девица-кавалерист! - восклицает полковник в восторге. - Вы вплетете новые ветви в венок России!

- Я хочу выстрелить, - говорит Ольга. - Дайте мне ваш револьвер.