Шестиклассники

Переполненный впечатлениями, Лёня сразу, едва пришел домой, принялся рассказывать матери о походе в лес. Лидия Тарасовна сидела у стола и штопала носки. Она с улыбкой слушала сына, не прерывая.

Лёня думал, что ей всё очень интересно. Но когда он дошел, как ему казалось, до самого замечатель­ного места, до игры в цитаты, Лидия Тарасовна обессиленно вытянула перед собой левую руку и неожи­данно проговорила:

— У тебя, наверное, и эти дырявые.

— Кто — дырявые?

— Да носки-то… Как на огне горят. Не успеваю чинить. Рука ещё покоя не дает.

Рука у матери стала болеть недавно. Особенно ломит её перед переменой погоды, говорят, что это ревматизм. Должно быть, и сейчас сильно ломило — мать даже морщилась и, опустив руку, долго раска­чивала её, словно маятник. Но рука рукой, носки носками, а к сбору это не относится. Можно было и не прерывать, тем более выговором: го­рит, мол, всё на тебе!

Лёня, обиженный, ото­шел к тумбочке. Мать, должно быть, ничего не заметила и, принимаясь опять за штопку, ска­зала:

— Хочу твоё пальтишко зимнее перелицевать. К зиме дело. А но­вого нынче купить не придется. Унесу завтра в мастерскую. Пока сде­лают, походишь в осеннем. Фуфайку под низ будешь надевать.

— Ладно, — отмахнулся Лёня.

Очень ему интересно — о фуфайках да пальтиш­ках! Ещё и холодов-то нет. Мать всегда так — рань­ше времени начинает. О школе чуть ли не с середины лета напоминала, теперь об этом! Вот и поговори с ней о своих делах!

Лёня взялся за сумку.

Он решил окончательно и бесповоротно — с завтра­шнего дня будет приходить в школу только с выучен­ными уроками. Учителя начнут ставить ему хорошие отметки, и ребята убедятся, что и он может быть успевающим учеником и верным товарищем!

Хорошо бы вот завтра же ответить по физике на «отлично»!

Лёня раскрыл учебник… А то ещё лучше взять да и выучить всю физику сразу за год! Никто в классе ещё не знает, а ты хоть сейчас к доске!

Учебник совсем тоненький — сто тридцать четыре странички. Да ещё рисунков много. И некоторые есть очень интересные. Водопад. Ветряная мельница. Шлюз канала. А вот на пятьдесят девятой страни­це— целая картина: много лошадей, запряжённых попарно, тянут в разные стороны какие-то магдебургские полушария. Ага! Из них выкачан воздух, и по­этому разъединить невозможно. Значит, хоть и на пятьдесят девятой странице, а Лёне понятно. Пока же надо учцть только на пятнадцатой. Измерение объемов.

И тут на всю страницу рисунок. Изображены разные мензурки, специальная посуда с делениями. Тоже ничего трудного нет. Можно даже из стакана сделать мензурку. А что, если попробовать? Будто физический опыт…

Лёня потянулся к стакану. Но мать отодвинула его подальше:

— Не балуй.

Вот тебе и физический опыт! Ну, ничего! Если они с ребятами захотят, то сделают мензурку всем зве­ном!

За ужином Лёня объявил матери о собрании.

— Завтра в семь? — удивилась Лидия Тарасов­на.— Почему же не говорил раньше?

Конечно, этого вопроса следовало ожидать. Только Лёня на него не ответил, а мать, подумав, сказала:

— Хорошо, пожалуй, буду.

«Пожалуй» — это значит будет наверняка. Когда ей нельзя, она говорит твёрдо: «Не приду, вечерняя работа». Или: «Не могу, занята». Она и раньше-то не очень часто ходила в школу, а с прошлого года, когда взяла где-то вторую работу, стала бывать в школе совсем редко, даже не все собрания посеща­ла. Лёня и сейчас ещё надеялся: вдруг опять у неё какая-нибудь срочная вечерняя работа.

Ну, да это теперь всё равно! Ведь с завтрашнего дня он берётся за учёбу по-настоящему, а всё что было, то прошло!

И, проводив утром мать на работу, Лёня опять добросовестно уселся за учебники. Физику он выучил накануне, а сейчас два раза прочитал географию, вызубрил назубок английские слова и заучил на­изусть, расхаживая по комнате и тараторя во весь голос, басню Ивана Андреевича Крылова «Осел и Соловей». Потом, когда всё было готово, подумал, что, наверное, Аня Смирнова знает не одну эту бас­ню, а все — недаром так быстро вспоминала в лесу цитаты. Недолго думая, Лёня прочитал всю книжку от начала до конца, даже те басни, о которых учи­тельница ещё ничего не говорила.

Зато в школу он шел с чувством, которого не испытывал давно, с сознанием того, что уроки выучены на совесть, и нисколько не страшно, если спросят, — наоборот, даже очень хотелось, чтобы спросили!

Его действительно на первом же уроке вызвал Геннадий Сергеевич. Лёня вышел к доске довольный, улыбающийся и чётко рассказал, как измеряются объемы и какие на свете бывают мензурки. Он пони­мал, что отвечает хорошо, и, когда садился на место, Ляля Комарова, передававшая с первой парты све­дения об отметках в журнале, показала четыре пальца.

И все вокруг заулыбались, все были довольны тем, что Галкин получил такую отметку.

— А географию знаешь? — спросила Смирнова.— А по-английски?

Лёня знал всё. Правда, его больше ни по какому предмету не спрашивали, но он поднимал руку. А учи­телей слушал, не шевелясь, и — что удивительно! — все их объяснения сегодня были интересными, все преподаватели казались добрыми, а ребята — хо­рошими.