Шестикрылый Серафим

— Знаете седьмую горбольницу на Каширке? Это недалеко от метро. Из последнего вагона — направо. Я вас буду ждать через час в приемном отделении. Слава просил вас сделать две вещи. Во-первых, потеплее одеться, потому что вы только после болезни, а на улице сильно похолодало. И, во-вторых, ничего не говорить маме. Не надо ее волновать.

— Но мама же в больнице.

— Я в курсе. Но вдруг она вам сейчас позвонит? Значит, без двадцати десять я спускаюсь за вами в приемное отделение.

— А как я вас узнаю?

— Я вас сам узнаю. До встречи.

Я замолчала и стала искать в сумке сигареты. Главный редактор терпеливо ждал.

— Можно, Георгий Александрович?

— Курите, курите. И что же было дальше?

— А дальше началось совсем непонятное. В приемном покое меня никто не встретил, а в справочной сказали, что никакой Мишин к ним не поступал. На следующий день я позвонила Славе на работу. Незнакомый голос начал выяснять, кто я, откуда я звоню. Я повесила трубку. Потом мне позвонил Михаил Дмитриевич и сказал, что Славу нашли мертвым в кабинете. Видимо, у него было что-то с давлением. Волков сказал, что ему надо со мной встретиться и он ко мне приедет. Приехал он на следующий день, успокаивал меня как мог. Передал мне подарок от Славы — вот эти часы. Он купил их ко дню моего рождения и держал в сейфе. Я рассказала ему про телефонный звонок, про больницу и про чемодан. Михаил Дмитриевич захотел взглянуть на чемодан, но на антресолях его не оказалось. Видимо, Слава его забрал, когда меня не было дома. Михаил Дмитриевич сказал, что Славины ключи пропали, спрашивал, не находила ли я их дома. Такая огромная связка вряд ли могла затеряться, но мы, тем не менее, вместе перерыли всю квартиру. Да и вообще, в ночь перед смертью Слава у меня не ночевал. Официальная версия — гипертонический криз. Но ведь был же еще этот странный телефонный звонок. Волков объяснил мне, что рассказывать об этом бесполезно. Телефонные звонки следов не оставляют. Найти того, кто звонил, практически невозможно.

— И что же, на этом все и закончилось? — спросил главный редактор.

— Я чувствовала, что здесь что-то не так. Но Михаил Дмитриевич мне объяснил, что это случай, не имеющий судебной перспективы. Что если я буду пытаться докопаться до истины, то ничего, кроме издерганных нервов и неприятностей, я не наживу. Но это Волков рассказал мне значительно позже, когда я уже работала в милиции. Тогда же я узнала, что звонил мне этот таинственный Валера не случайно. Дело в том, что сразу после моего рассказа о чемодане Михаил Дмитриевич вместе со своими приятелями обошли все близлежащие дома и нашли-таки парня, который в тот очень холодный вечер не смотрел по телевизору концерт, посвященный Дню милиции, а гулял с собакой около нашего дома. Он-то и видел мужчину, который около половины десятого вечера вышел из нашего подъезда с чемоданом. Я уже потом, работая в милиции, узнала, что это время — «мертвое»: большинство людей смотрят спортивные новости в программе «Время» и ждут прогноз погоды. К сожалению, наш собачник оказался близорук, плохо видел в сумерках и, кроме того, что мужчина был худощав и одет явно не по погоде, слишком легко, ничего определенного сказать не смог. Ему еще показалось, что мужчина слегка прихрамывал. Таким образом, можно было предположить, что чемодан у меня все же украли, воспользовавшись Славиными ключами. Разыскивать чемодан было бессмысленно, потому что я не знала, что в нем. Да и видела его лишь мельком, поэтому не смогла бы подробно описать. Михаил Дмитриевич настаивал на том, чтобы я никому об этом чемодане не рассказывала. На мой вопрос, почему, он ответил: «Или его найду я, или его не найдет никто. А если Славу убили из-за этого чемодана, а ты начнешь его активно искать и, не дай Бог, найдешь, то поручиться за твою безопасность я не смогу». Ничего так и не нашлось.

— А как вы попали в милицию?