Шестнадцать способов защиты при осаде

Согласно младшему капралу Сцеволе и его коллегам-историкам, именно громила Лисимах – тот чемпион Зеленых, страшный тип, охранявший меня, когда мы сжигали осадную башню, – спас мне жизнь на стене, оттащив с линии огня, когда часть ее, на которой я стоял, была разбита вдребезги, а Менас погиб. Лисимах удачно поднял меня на верхнюю клеть лестницы, но потом он споткнулся, упустил меня – и я проехался по ступенькам вниз. Пересчитал их спиной и, что куда больнее, головой. Уже не так удачно, но, раз я дожил до возможности услышать, как мне об этом рассказывают, горевать вроде бы не о чем.

Кажется, я упоминал, что этот Лисимах до смерти пугал меня, и я никогда не чувствовал себя комфортно в его компании. Так вот когда этот страшный тип узрел меня, лежащего в развалинах у подножия крепостного вала, мертвого (как он думал)… Не знаю даже, как объяснить. Лисимах был гладиатором и зарабатывал на жизнь тем, что бился насмерть; в общем, натурой он был прямолинейной и на все непредвиденные обстоятельства реагировал одинаково. Кроме того, он был моим телохранителем и в этом деле (как ему показалось) потерпел неудачу: я пал на его глазах, а для гладиаторов «честь» и «стыд» – все же не пустые слова. Так или иначе, Лисимах, подумав, что я мертв, просто озверел. Он помчался к Ипподрому, взял одну из колесниц, уцелевших после атаки на башню, взял полдюжины кувшинов с горючим маслом и приказал стражникам Северных врат дать ему проход. Они оказались из стана фанатов Зеленых, и приказ чемпиона для них был подобен гласу свыше.

Пока ворота отпирались, Труха дежурила на стене, подготавливала катапульты. (Если помнишь, читатель, я приказал Менасу проследить за тем, чтобы их стащили вниз, за мгновение до того, как его голова раскололась точно орех. Мой безмерно глупый приказ так и не был выполнен, что спасло Город, – всё, как обычно, благодаря врагу.)

17

Завидев, что творится внизу, Труха сбежала по лестнице, дабы поинтересоваться, что, черт возьми, происходит, – и стражники пояснили ей, что ворота отпереть велел Лисимах. Она разыскала его: представьте себе Труху, стоящую прямо перед этим берсерком и четырьмя брызжущими пеной лошадьми, вопрошающую, что он о себе думает.

– Я сожгу эти машины, – отрезал он. – Они убили Орхана. А я убью их.

Труха – славная девушка. Голова у нее работает что надо.

– Хорошо, – сказала она. – В таком случае езжай по прямой. Не сходи с колеи ни вправо, ни влево ни на фут. Я прикрою тебя так, как смогу.

Не думаю, что Лисимах раскусил ее план, но у него хватило ума поверить, что Труха знает, что делает. Он подхлестнул лошадей, и фаэтон вылетел за ворота как выпущенная из лука стрела. Тем временем Труха взлетела на стену, к заряженным и готовым к бою катапультам. Она быстро внесла некоторые коррективы в диспозицию машин, после чего отдала приказ. Сотня этих кошмарных каменных шаров покатилась от стены – но так, чтобы остался свободный проход для безумной одиночно-кавалерийской атаки. Излишне говорить, что, как только шары оказались в воздухе, вражеские воины побросали оружие и со всех ног припустили к возвышенностям. Остались лишь группы, обслуживающие семь требушетов.

Из семи машин две сломались после первых двух залпов. У одной от перегрузки сломался рычаг – в точности как предрекали наши военные теоретики. У другой на балку намоталась сеть. Остались пять, и все они работали на загляденье. Предполагаю, что работающие на требушетах бригады были слишком заняты и заметили Лисимаха только тогда, когда он к ним подкатил на такое расстояние, что было уже поздно принимать контрмеры. В спешке он забыл взять с собой оружие, но в данном случае это вряд ли имело значение – ребята, что обслуживали требушеты, похоже, были в большей степени инженерами, чем солдатами, а всем известно, что на поле брани инженер годен разве что на роль живого заслона. Двум или трем Лисимах свернул шею голыми руками как цыплятам, а остальные разбежались в панике, угодив в итоге под шквал каменных шаров. Худшая судьба, но война выглядит именно так. Избавившись от людей, Лисимах опорожнил привезенные кувшины с маслом на требушеты, убедился, что те хорошо горят, и отправился обратно в Город. Отправился пешком – у колесницы на, так сказать, финишной прямой поломалась ось, а такой человек, как Лисимах, не станет бежать: это портит имидж. Прогулочным шагом, вероятно немного рисуясь, пока смертельные шары подпрыгивали по обе стороны от него, он зашагал к Северным вратам, закинув на плечо отломанный конец рычага требушета – то была единственная вещь, годившаяся под трофей. (И этим поступком он больше помог спасению Города, чем практически любой в этой истории – но об этом я еще расскажу попозже.)