Шестнадцать способов защиты при осаде

Таким тоном говорит пятый человек, которому выпал несчастливый жребий в четырехместном спасательном шлюпе. Оказывается, Бронеллий был когда-то душой компании – в пору молодости уж точно. Но потом он получил шрам и как-то притих, и с тех пор оставался в тени.

Я подробно объяснил ему план работ, развел руками и улыбнулся. Он посмотрел на меня в ответ.

– А что будет с Зелеными? – спросил он.

– В смысле?

– После той ночи. Что собираешься делать?

– А, ты про это, – понял я. – Ладно, вот что я тебе скажу. Когда придумаешь какое-нибудь наказание, которое не ухудшит ситуацию, – приходи ко мне, посмотрим, что можно сделать. В противном случае – выбрось из головы, да подальше.

Бронеллий серьезно кивнул, глядя на меня как на алхимическую формулу.

– Больше никаких проблем не будет, – промолвил он.

– Проблем полно, – сказал я, – все, похоже, забыли, но мы в осаде. И если они будут атаковать – и не понесут на прорыве к воротам критических потерь, – не думаю, что мы сумеем их как-либо остановить. Подумай об этом.

У него вытянулось лицо.

– Все настолько плохо?

– Да, но ты об этом не распространяйся. Что мы должны сделать – ты, я, Арраск и еще несколько человек, – так это убедиться, что атаки не будет. Что мы продержимся, пока не прибудет флот.

– От них были вести?

– Нет, но где-то же они есть, эти шесть сотен военных кораблей при полном экипаже. Рано или поздно они вернутся в залив, и тогда все станет проще. Тогда у нас будет шанс, а пока – держим оборону, и точка. Все понятно?

Бронеллий кивнул.

– Больше никаких проблем, – сказал он. – Обещаю.

– Годится. – Я ни капли не ерничал и не кривил душой. В течение долгой (во всяком случае, таковой она кажется мне) и насыщенной событиями жизни я узнал: ничто так не поощряет добросовестность, преданность и желание неустанно работать на общее благо, как слепой ужас. И если он был напуган достаточно – кто знает?

22

Если вы не просидели всю жизнь в каком-нибудь подгорном гроте, то наверняка вам известно о вулкане, который за пять минут похоронил могучий и процветающий град Переннис под миллионом тонн пепла – примерно тысячу лет назад. Чего вы, возможно, не знаете, так это того, что Евгений IV, император-ученый и король-философ, который потерял половину восточных провинций и пытался управлять голодом и чумой, за что заслужил в рукописных анналах прозвище Мудрый, поручил трем гвардейским полкам Переннис откопать. Они справились – на все про все ушло три года и денег в три раза больше, чем стоил весь Пятый флот (на такие суммы можно было бы завалить две голодающие провинции зерном). Они справились даже вопреки настоянию Евгения вести работы по удалению затвердевшего пепла исключительно совками и маленькими щеточками, чтобы не повредить драгоценные останки.

Дело было за сто лет до моего рождения, но я читал официальный отчет, оказавшийся в архиве инженерных войск – вероятно, из-за того, что там часто упоминалось рытьё. Обнаруженное произвело неизгладимое впечатление на кадрового офицера гвардии, писавшего документ, – в какой-то момент стиль его изложения от хрестоматийного армейско-докладного ушел в едва осмысленную бредятину. Для таких перемен требуется нечто из ряда вон выходящее.

На раскопках нашли множество человеческих останков – но даже не тел, а скорлупок из затвердевшего пепла, окружившего то место, где когда-то было тело. Немного похоже на заготовку для литья. Такие оболочки рассыпа´лись от одного неаккуратного удара долотом – внутри не было ничего, ибо тело давно обратилось в прах, смешавшийся с пепельной пористой «обкладкой». Не было никакой возможности восстановить, скажем, черты лиц погибших, ведь они отпечатались на внутренней стороне. Оставалась некая усредненная человеческая форма – обычный человек, застывший ровно в тот момент, когда ад разверзся над его совершенно обыденной жизнью.

Из-за того, что пепел засы´пал жертв с дьявольской быстротой, говорилось в отчете, у жителей обреченного города не осталось времени даже на панику. Судя по подавляющему количеству останков, мало кто понял, что произошло. Находили и мирно спящих у себя в постели, и листающих фолианты за столами в библиотеках, и присевших на корточки над ночным горшком, а одна парочка в тесном переулке так и вовсе переплелась так, что было ясно – их ничто не волновало, кроме друг друга. Трогательно или ужасно глупо. Чего люди Евгения не обнаружили – так это паникующих, мечущихся посреди давки, на коленях вымаливающих прощение у богов перед алтарями, корчащихся на земле в агонии. Все случилось так быстро, что никто и осознать не успел. Безликие человеческие фигуры. Мы с вами могли бы быть на их месте.