— Ладно, дайте подумать, — скажет хозяйка. — Ждите здесь.
Через какое-то время она вернется с грудой самых обычных кастрюль и котлов. Все это добро они заберут и осторожно погрузят на ручную тележку.
— Вы хоть вернете их? — спросит хозяйка, на что бравые ребята ответят:
— Спасибо за понимание, — и перейдут к следующему дому.
За час у них наберется порядка тысячи мисок, ведер, кастрюль, тазов, казанов. Добро выгрузят с ручных тележек и аккуратно расставят на земле — с промежутком где-то в фут меж двух емкостей — на протяжении аллеи Каменщиков, Портового переулка, Ключной улицы, Монашеских врат, Гончарного надела и половины Пастушьего пролета. Когда у солдат будет готова эта замечательная кастрюльно-ведерная шеренга, отряд из Синих — с цистерной для разлива воды и ведрами — пройдет вдоль нее, заливая каждую емкость на две трети водой. Когда и это дело будет сделано, придет черед инженеров. Их труд самый непыльный — следующие шесть часов ходить взад и вперед вдоль шеренги, глядя на ведра и кастрюли так пристально, словно от этого зависела их жизнь.
Спектакль тот еще, но, главное, работает. Копательные работы глубоко под землей не видны и не слышны, зато их можно почувствовать — от вибраций чуть дрожит земля. Человек не может их ощутить, даже встав на четвереньки и прижав ладони к мостовой, но вода может. Очень легкая рябь на поверхности широкой сковороды скажет вам, где находится тоннель и как быстро продвигаются саперы. Это старинная уловка из книги тысячелетней давности — я опробовал ее просто из любопытства много лет назад и спрятал под сукно своей памяти на случай, если когда-нибудь пригодится. По причине, не укладывающейся у меня в голове, люди нынче брезгуют старыми книгами. Что ж, тем их проще одурачить.
Около полудня я отправился в Нижний город, чтобы самому все выяснить. Гензерик был назначен координатором — он завел меня в Портовый переулок, где дрожала уже не только вода, повел по Новой аллее, через Старый Цветочный рынок и вверх по Ключной улице, где я увидел едва заметную рябь, только начинающую формироваться.
Гензерик был со мной, когда я проводил свой первый эксперимент, — еще когда он сам был новоиспеченным младшим лейтенантом, а я — капитаном. Он мог читать знаки так же хорошо, как и я.
— Какая мощь! — присвистнул он. — Их там, должно быть, несколько сотен.
— Думаю, не меньше тысячи, — ответил я.
— Что, черт возьми, они задумали?
Я пожал плечами.
— Не спрашивай.
Кажется, Гензерик не мог понять, почему я воспринимаю все это так спокойно.
— Нам лучше что-нибудь предпринять, — сказал он.
Я кивнул:
— Что, например?
Хороший вопрос.
— Углубиться самим и принять контрмеры?
Я покачал головой:
— Сначала скажи мне, где начать копать и как глубоко. Нет, нам их не найти.
— Мы не можем просто ждать, пока они где-нибудь появятся.
— Вообще-то, — сказал я, — именно это — наилучший выход.
Он недоуменно посмотрел на меня, затем вытащил какую-то старую карту.
— Взгляни, — попросил он меня. — Я нашел ее вместе с другими документами в архиве генерального инспектора.
— Какая древняя!
— Вот, — он ткнул пальцем. — Здесь есть цветовая маркировка. Красный цвет — глина, синий — пористый известняк и сланец, зеленый — крошащийся желтозем, серый — старый добрый твердый песчаник.
Я нахмурился для виду — вроде как пытаюсь разобраться в обозначениях, — хотя и так все это знал, конечно.
— Итак, прямо сейчас мы стоим на сером.
Гензерик кивнул.
— На огромном твердом пласте, — добавил он.
— С которым они столкнутся в любую минуту и наверняка завязнут.
Я думаю, он, возможно, догадался, что его карта не стала полной неожиданностью.
— Вот почему ты не волнуешься…
— Признаюсь, я знал, что эта вражеская клика сейчас там.
Гензерик бросил на меня немного огорченный взгляд — мол, «мог бы и рассказать» — и снова ткнул пальцем в карту.
— Чего не могу понять, — произнес он, — так это что обозначает вот эта строка.
— Ах, эта…
28
У некоторых людей есть талант к предательству. Я не из таких, что меня удивляет, учитывая, насколько я фундаментально нечестен. Я не имею ничего против махинаций и хищений, подлогов и обманных маневров — как я, кажется, уже отмечал, своим ростом в имперской иерархии я обязан почти исключительно своему дару добывать ресурс любыми необходимыми средствами. К чему ходить вокруг да около — я умею увиливать точно горная тропа. Но предательство — это не для меня. Есть границы, которые переходить нельзя. Я ценю верность.
И кому же быть верным, возникает логичный вопрос?
Моему императору, Городу, моим людям — или другу? Какой выбор сделать?
Император вышел из игры. Фактически я занял его место, у меня была Великая Печать. Так что о нем пока можно забыть.
Мой Город… не совсем мой. Мне даже не всюду разрешается ходить из-за цвета кожи. Есть храмы, куда мне вход заказан, парки, где мне запрещено гулять, питьевые фонтаны, которые осквернило бы одно касание моих губ. Я не уроженец Города, и мне запрещено владеть собственным домом или какой-либо недвижимостью.