Шестой грех. Меня зовут Джейн

Я посмотрела на Аллена.

— Это моя тетя. Ей сделали операцию на глазах, и она теперь прекрасно видит. Я так за нее рада… И вообще, все так хорошо!!!

А потом мы танцевали. За окнами крупными хлопьями падал снег. А нам было тепло, мы слушали Фрэнка Синатру, целовались, словом, вели себя так, как если бы нам все это приснилось. Нас охватило чувство полнейшей безнаказанности, свободы, безрассудства, бесшабашности, легкого безумия… Без… без… Сколько еще можно придумать этих «без…»! Мы оба потеряли голову. Он и я. Правда, у меня все больше и больше словно испарялось чувство, что я вижу перед собой того самого Аллена Рея, пианиста. Неужели Аннета была права, говоря Ольге, что я увлечена все же не классической музыкой, а реальным молодым мужчиной — Алленом Реем? Что ж, пусть! Но мне ведь и на самом деле не хочется сейчас слушать фортепьянные концерты и сонаты, фантазии и прелюдии. Мне хочется, чтобы Аллен обнимал меня в танце, шептал мне на ухо разные глупости, гладил меня по волосам и шутил, смеялся… Я все-таки надеялась, что он не просто отрабатывает обещанный ему фантастический гонорар. Или я ничего не смыслю в людях! (Хотя кто сказал, что я в них разбираюсь?)

Потом, утомившись от танцев, мы устроились на диване и уснули. Вернее, я-то не собиралась спать, возможно даже, что я надеялась на продолжение этого романтического вечера. Но Аллен уснул. Как ребенок, наигравшийся новыми игрушками, подаренными ему на Рождество. Его рука обнимала меня, а губы его касались моей шеи, и его теплое дыхание было мне приятно, словно мы действительно были любовниками и теперь спали, крепко обнявшись.

Анализировать эту ситуацию со стороны было делом опасным. Аннета бы, хлебнув виски, прокомментировала это так: сняла французского музыкантишку на Рождество со всеми вытекающими отсюда последствиями. В сущности, разве не такими словами определил вначале свое положение сам Аллен в ресторане, за ужином? «Другими словами, вы сняли меня… за два миллиона…»

Тетя Женя, любящая меня, узнав, с кем я провожу время и на каких условиях, сказала бы примерно так: «Ты, моя девочка, так настрадалась в жизни, что теперь можешь себе позволить познакомиться с хорошим человеком. И пусть у вас ничего и не получится, но ты сделала все, что хотела… Заполучила его себе на несколько дней. Конечно, сумма такая, что о ней лучше не думать, но ты сама приняла это решение. А твоя Аннета с сестрой пусть удивляются до конца своих дней!»

Мне казалось, что я несколько раз за ночь просыпалась, а потом, натянув повыше плед и не забыв прикрыть Аллена, снова погружалась в сладкий и очень спокойный сон. Пусть я обманывала себя мыслью, что сплю с любимым мужчиной, но этот обман приносил мне счастье. Я так расфантазировалась, что, проснувшись в очередной раз, представила себе, что меня разбудил плач нашего с Алленом ребенка. И тогда я вдруг подумала о том, что, вероятно, только сейчас я созрела для настоящей семьи, для детей. И я в этой своей иллюзии была не одинока — у меня был Аллен и наши дети. Правда, за эти свои фантазии мне придется расплатиться…

Я проснулась, но плач ребенка, однако, продолжался. Но чем дольше я прислушивалась к этим странным ночным звукам, тем лучше понимала, что плачет не ребенок: я слышу вопли вполне взрослых людей, они перебрасываются истеричными, срывающимися на фальцет рваными репликами. Я хотела было приподняться на локте, освободив ухо, чтобы слушать было удобнее, но не посмела потревожить сон Аллена. Вот так и лежала на одном боку, вслушиваясь в эти странные голоса и понимая, что они доносятся с улицы. Кто-то там отчаянно ругается, вопит, плачет… Потом как-то неожиданно все стихло. Словно драма разыгрывалась по телевизору, и вдруг его выключили. И в доме снова установилась плотная зимняя тишина.

Мне надо было в туалет, поэтому все равно надо было как-то высвободиться из объятий Аллена. За то время, что я проделывала осторожные движения по отвоевыванию своего плеча и бедра, я успела приревновать этого пригревшегося на моей груди парня к его девушке, с которой он вот так же, в обнимку, спал. Прошлое мужчины — как же это всегда тяжело! И в тот момент, когда мы ревнуем его к этому прошлому, рисуя себе весьма живописные реалистичные картины, мы не думаем, что и мужчина тоже ревнует, представляя себе не менее натуралистичные сцены с женщиной в главной роли.

Я встала и потянулась, разминая затекшие мышцы… И вдруг услышала:

— Salut!

Я почувствовала, как у меня под сердцем вздулась теплая морская волна.

— Salut! — ответила я так, словно мы обменивались приветами каждое божье утро.

— Я уснул… Устал… Перенервничал, — извиняющимся голосом пробормотал он, приподнимаясь и ловя мою руку. — Ты куда?

— Да вот… Хочу поленья в огонь подбросить… А ты спи, спи, я сейчас вернусь… — Я склонилась над ним и поцеловала. Аллен что-то пробормотал на своем птичьем языке, после чего, свернувшись и натянув плед до самого носа, снова погрузился в сон.