— Наверное, ты прав, — согласился Бьярки. — Но вряд ли в человеческой и божественной природе следовать твоему совету. Все судили, судят и будут судить всякого по его одеждам и облику, не вдаваясь в исследования его родственных корней. Это несправедливо, но, как я уже слышал у этого очага, кто говорит о справедливости?
— Что-то мы с тобой не на шутку расфилософствовались, — сказал Локи. — Не настало ли время сделать наши мысли проще, а языки свободнее при помощи известного снадобья?
— Не думаю, — ответил Бьярки. — Но если у тебя есть желание пить, то пей, не стесняйся.
— В том-то и беда, — сказал Локи сокрушенно, — что не могу я пить в одиночестве и без тостов.
— Неужели то, что творится в долине, — все это мы натворили? — спросил Бьярки.
— Это еще цветочки, — пообещал Локи. — Я только во вкус начал входить.
— Как у тебя только язык повернулся назвать Оттеля уродливым! — возмущенно сказал Бьярки. — Умом он не блещет, это правда, но может ли судить о внешности другого человека тот, кого пугает собственное отражение в пруду?
— Все относительно, — сказал Локи. — Случалось мне бывать в компаниях, где я был прекраснейшим из мужчин. Да и ты можешь однажды очутиться в кругу тех, кто станет пугать тобой собственных детей.
— Наверное, ты имел в виду все тех же троллей, — предположил Бьярки. — Думается, у них собственные представления о красоте.
— Да, и эти представления бросают вызов здравому смыслу, — отвечал Локи. — Кстати, ётунши бывают очень недурны собою. Взять хотя бы ту же Ангрбоду[36]
, что бы о ней ни говорили злопыхатели, которых она сурово, как и подобает великанше, отшила. Или ту же Скади-Лыжницу.— Скади-Лыжницу, — сказал Бьярки, — предоставляю взять тебе. Если Один не возражает.
— Маленький слаф, — промолвил Локи укоризненно. — Чем ты по ночам занимаешься с углем в доме своего хозяина? Хороша, если просто грызешь. А если что похуже?
— Что у вас творится на тингах? — засмеялся Локи. — Похоже, вы, исландцы, для того и собираетесь в одном месте весной и осенью, чтобы окончательно опростать все емкости с брагой, которые не освободились еще от прежнего содержимого, а уж попутно разрешить свои споры, расплатиться с долгами и втихомолку прирезать обидчиков. А потом начать новую жизнь с новой браги, новых долгов и новых врагов.
— Скучновато протекает наша жизнь, — сказал Бьярки. — Ты и сам видел, в каком унылом месте приходится нам коротать свои дни. Голые скалы да вечные льды. Вот и выдумываем себе развлечения как умеем.
— Любопытно, есть ли для медведя разница, — сказал Бьярки, — одета та жена или нет?
— Вопрос в том, чья это жена, — заметил Локи. — Если это жена медведя, то вряд ли ему понравится, когда она вырядится по-людски. Не в обычаях у медведей носить иные одежды, кроме собственной шкуры. По этой причине любой уважающий себя и своих предков медведь откажет в супружеских ласках невесть что возомнившей медведице, и будет в своем праве. Иное дело, если это человеческая жена или, того хуже, жена кого-нибудь из асов, да хотя бы та же Скади-Лыжница. Тут уж вполне естественно задаться вопросом, а что же тогда это за медведь?