Шестой остров

Хуан Анхель Поло в своих изысканиях обнаружил имя дона Хуана Кансино де Мендоса в корреспонденции герцога Альбы и в документах рыцарского ордена Святого Иоанна Иерусалимского. Действительно, и здесь и там были упоминания о его воинских деяниях и о его участии в убийстве Вильгельма Оранского; однако ни в одном из более чем двух десятков документов, которые ученый приводит в библиографии, нет данных ни о браке его с Корнелией Ван ден Хееде, ни о рождении Альваро. И с поистине ангельской наивностью дон Хуан Анхель приходит к выводу, что «Исповедь» — это литературное произведение, которое связано с реальностью лишь тем, что включает историческое лицо, и в котором анонимный повествователь добавил элементы собственного вымысла, как, например, брак дона Хуана с фламандской дамой, рождение сына Альваро и т. п. Судя чересчур поспешно, Поло авторитетно утверждает, что прекрасная форма изложения говорит о том, что текст куда больше похож «на плод романического вымысла, чем на изложение исповеди, о чем заявляет автор»; как будто, если рассказ хорошо написан, он непременно должен быть вымыслом. Кроме того, доктор Хуан Анхель Поло все же филолог — причем неважный! — и посему пытается выступать как литературный критик и лингвист и в ученых примечаниях к тексту пускается в отнюдь не убедительные рассуждения о позднейшем характере некоторых оборотов и тому подобные нелепости.

Но в конце концов простим бедняге Поло. У него есть неоспоримая заслуга — это ведь он вытащил из праха забвения эту историю. Пожалуй, он достоин благодарности потомства. Гораздо более печальной была судьба «Илиады» — ученому миру понадобились многие века, чтобы убедиться, что поэма эта, хотя в ней есть и литература и вымысел, является еще и историческим документом.

Что же касается Поло, то меня возмущает его близорукость, ограниченность воображения. Как ему не пришло в голову, что дон Хуан Кансино де Мендоса, офицер агрессивной армии оккупантов, был простЬ сожителем Корнелии и что Альваро, по гордости характера и весьма присущей тому времени стыдливости, утаил от фрая Херонимо, что он плод незаконной связи? Как иначе объяснить безразличие благочестивого дворянина к своей законной семье, вплоть до того, что он возвращается в Испанию и оставляет на произвол судьбы жену и сына? А загадочный отъезд Корнелии с сыном «в голландское селение, расположенное поблизости от города Гронингена»? А презрение Лопе к своему брату? Как объяснить его бесчеловечное отношение к Альваро после смерти отца? Да если бы у Альваро, юноши разумного и агрессивного, было хоть малейшее право на отцовские владения, он бы никогда не допустил, чтобы его брат Лопе столь деспотически присвоил себе «майорат». Если же Альваро удалился без протеста, если, будучи студентом факультета права, даже не подумал о том, чтобы хоть затеять тяжбу, причина ясна —- он знал, что он внебрачный сын, по законам страны лишенный прав на наследование.

Так как я не знаю голландского, я пригласил в Амстердаме на помощь студента-историка. Предложил ему весьма заманчивое вознаграждение и дал аванс, чтобы он подробно исследовал генеалогию семьи Ван ден Хееде. Меня интересовало, кто были кузены Корнелии, владельцы «замка на берегу моря»; будучи «богатыми судовладельцами», они, быть может, оставили какие-то следы своей торговой деятельности в документах эпохи — в коммерческой переписке, юридических актах, отчетах об аукционах, в закладных, деловых письмах и т. п. Я посулил добавочное вознаграждение, если удастся установить, что Корнелия ван ден Хееде, считавшаяся вдовой погибшего при кораблекрушении голландца, действительно жила со своим сыном в Голландии с 1583 года до своей смерти в 1597 году.

Примерно месяца три спустя, когда я находился в Нью-Йорке, мой секретарь передал мне по телефону из Буэнос-Айреса, что на мое имя пришло письмо из Амстердама. Действительно, я тому студенту дал мой аргентинский адрес.

Парень разыскал-таки нужные мне сведения. Кузены Корнелии были братья Ван Мушенбрек, судовладельцы, торговцы, и в те годы, когда Корнелия и Альваро жили близ Гронингена, Иоганнес ван Мушенбрек был тамошним бургомистром. Семейство Ван Мушенбрек продолжало вести коммерцию с заокеанскими странами до середины XIX века, когда их род угас и торговая фирма перестала существовать. Часть их корреспонденции, относящаяся к XVII веку, сохранилась в архиве амстердамской Торговой палаты. Мой исследователь обнаружил два любопытных письма: первое было подписано неким Хубертом ван ден Хееде, кузеном бургомистра упомянутого селения, название которого я сейчас уже не помню; он обращался к бургомистру в 1583 году по поводу закупок шерсти в Англии и в конце письма благодарил за приют, предоставленный его «злосчастной сестре Корнелии». Во втором письме, помеченном 1598 годом, от того же отправителя к тому же адресату, сообщалось, что сын Корнелии уехал в Испанию.