Шестой остров

В этот же день под вечер я выехал на дорогу, ведущую к Саламанке, откуда надеялся добраться до одной из галисийских гаваней, дабы отплыть на первом же судне, направляющемся во Фландрию,— таков, по воле Господа, был мой замысел. Я снова почувствовал себя самым отчаянным и несчастным человеком во всем подлунном мире. Ведь после утраты матушки — да упокоится душа ее с миром! — и отца моего меня покинула также и та, которую я полагал владычицей моей души; и как от горестей и злосчастья память обычно туманится, я не могу сказать, сколько лиг проехал по той дороге, на каждом шагу умирая тысячью смертей, пока моя кобылка, изнуренная безостановочной ночной ездой и жаждой — а дело шло уже к полудню,— не свернула с дороги к ручью, ее пересекавшему под деревянным мостом. Мне стало жаль бедной скотины, я спешился, чтобы она могла передохнуть и вдосталь напиться, однако горе мое было так безутешно, что, бросившись наземь под сенью тополя, я принялся сам с собою разговаривать и издавать жалобные стоны, каковые были услышаны двумя юношами из высшей знати — что мне потом стало ясно по их богатому дорожному платью,— двое слут которых также поили лошадей и мулов шагах в тридцати выше по течению ручья, только я-то их не видел, ибо от моих глаз их скрывали густые ивы, и не слышал из-за владевших моею душой отчаяния и скорби. Приказав слугам искупать и накормить животных, господа приблизились ко мне с большою опаской, ибо неразумно, услыхав плач незнакомца, кидаться, себя не помня, на помощь, тем паче на дорогах Испании, где кишат бродяги и мошенники всех сортов, весьма искусные в обманах и сетованиях на мнимые злоключения, а в конце концов ловко срезающие ножницами кошельки и бессовестно грабящие тех, кто им посочувствовал. Однако же тревога, наполнявшая мою грудь, была столь сильной и подлинной, что, когда юноши спросили меня о причине моих сетований, я вопреки благоразумию и осторожности дал волю языку и рассказал обо всем, что со мною приключилось в Авиле; а вашей милости, выслушавшей столько исповедей, должно быть известно, что переполненное сердце придает языку отваги, а также то, сколь велико облегчение для повествующего о своих злосчастьях видеть и слышать, что собеседник ему сострадает. Мало-помалу оба юноши прониклись ко мне доверием, их тронули мои слезы, особливо же то, что я, спасающийся от правосудия, выкладывал так откровенно свои тревоги и всякие дела, рисующие меня в не слишком приглядном свете; они спросили, куда ж это я направляюсь, и старшему из двоих, я видел, не терпелось узнать в подробностях историю моей жизни, которую я и поведал им, ни на йоту не погрешив против истины.

Когда я закончил свой рассказ, уже смеркалось, и старший из двоих, которому с виду можно было дать лет двадцать пять, а как потом я узнал, было ему всего двадцать два, поднялся на ноги и, выпрямившись во весь рост,— был он юноша красивый и статный — обнял меня и дал мне слово, что никогда в жизни, ни при каких обстоятельствах, никому не выдаст то, что я им открыл, и такую же клятву дал младший, а затем оба они сказали, что пора нам двигаться дальше, поискать постоялый двор, каковой мы нашли, проехав поболе одной лиги, когда мрак уже лег на землю и настал час, когда

...nox humida caelo

praecipitat suadentque cadentia sidera somnos ’.

И да простит ваша милость, ежели я время от времени стану цитировать моих латинян, ибо некоторые из них глубоко запечатлелись в моей душе, а в многогрешной моей и мятежной жизни в последние годы мне доводилось общаться лишь с людьми, по большей части невежественными, и вовсе не встречались люди просвещенные, вроде вашей милости, знающие Мантуанца “, в чьих возвышенных и героических стихах немой,

¹ ...влажная ночь с небосклона

Мчится уже, и ко сну зовут заходящие звезды.

(Вергилий. Энеида, II, 8—9. Перевод Н. Брюсова и С. Соловьева.)

² То есть Вергилия, который был родом из Мантуи.

пишущий ныне сию исповедь, находил утешение во время одинокого плаванья среди морских волн, в узилищах и на необитаемых островах,— они очищали мой дух, избавляли его от плевел ничтожной суеты и примиряли с красотой и человечностью.

Лег я в ту ночь столь утомленный, что проспал ее всю, как один час, а на следующий день, поскольку ехали мы в одном направлении, мы решили держаться вместе, и старший из моих спутников, которого звали дон Томас де Перальта, рассказал, что родом он из Сеговии и сейчас, проведав своих родителей, как раз едет оттуда в Саламанку, где изучает право вот уже четыре года. Еще он сказал, что, хотя дорога через Медина-дель-Кампо самая короткая и прямая, он сделал крюк через Мадрид и Авилу, ибо у него также в этом городе есть владычица его сердца, которая ему не отвечает взаимностью и ради которой он готов пожертвовать всем, только бы она принадлежала ему навсегда. И потому, дескать, что он также влюблен, мое горе и страдания так сильно его тронули и пробудили сочувствие, ибо известно, что пораженные любовным недугом легко сходятся и становятся друзьями тех, кто терпит от подобных же сердечных ран.