– Обычно мы используем особое заклинание, блокирующее неприятный запах вишеров, – с нечастным видом сообщил Ниг, сжавшись в комок и затравленно косясь на меня снизу вверх. – Когда вы вышли из «проходной», я наложил на нас это заклятие, но не подумал о том, что от вас оно сразу же отскочит! Простите меня, госпожа, умоляю! Я готов понести любое наказание за свою оплошность! Только не говорите повелителю, что я не справился! Иначе он меня убьет!
Я помотала головой, отгоняя накатившую дурноту, и фыркнула.
– Еще чего придумал… никто тебя не убьет. И жаловаться я тоже не стану – не приучена. Но в следующий раз постарайся не забыть об особенностях моего организма и найди, пожалуйста, какое-нибудь тихое место, чтобы я могла прийти в себя.
– Да, госпожа, – жалобно пискнул Ниг, съежившись под тяжелым взглядом господина Иггера в совсем уж крохотный комок. – Простите… я сейчас все исправлю!
Я только отмахнулась и, плюнув на приличия, зажала нос, который был больше не в силах выносить такое издевательство. А когда командир гневно сжал кулаки и решительно надвинулся на тихо пискнувшего «дворецкого» проворчала:
– Оставьте, ему и так хватит за глаза и за уши. Ничего со мной не случилось. Даже не вырвало. Лучше скажите спасибо, что хотя бы про вас он не забыл. А то было бы тут сейчас целое светопреставление.
– Еще одна такая шуточка, и я сотру его в порошок, – мрачно пообещал господин Иггер. Причем, судя по изменившемуся лицу Нига, эту угрозу амулет-переводчик перевел несколько иначе. Потому что он тут же отшатнулся от рассерженного валлионца, прижал кулачки к груди, а потом обреченно повесил голову и глухо сказал:
– Пойдемте за мной, госпожа. Я покажу вам более приятное место.
– Вообще-то я цветы люблю, – закашлялась я, первой ринувшись обратно к телепорту. – И любую зелень. У вас где-нибудь есть оранжерея или сад?
– Есть, – уныло откликнулся Ниг, нагнав меня и торопливо забежав вперед. – Только туда запрещено входить. Тем более чужакам. Приказ повелителя.
– Вот те раз, – неприятно удивилась я, едва не остановившись. – Получается, ты ничем не можешь мне помочь?
На «дворецкого» стало больно смотреть.
– Я… я…
Честное слово, он едва не заплакал!
– Я могу показать вам сад издалека! – наконец, выпалил Ниг так, будто признавался в предательстве. Но тут же снова поник и, впустив нас в «проходную», печально прошептал: – Если вы об этом кому-нибудь расскажете, я лишусь не только места, но и головы.
Я на мгновение опешила.
– Погоди… тебя что, могут уволить просто за то, что ты показал мне здешние цветочки?!
– Не цветочки, – тоскливо посмотрел он, – это… это надо просто увидеть, госпожа. Но раз уж по моей вине вы сегодня пострадали, и раз только таким образом я могу искупить свой грех, то я покажу вам. Недолго. Если, конечно, вы пообещаете меня не выдавать.
– Не выдам, – клятвенно заверила я маленького слугу и собственноручно захлопнула тяжелую створку, отсекая нас от царящего снаружи смрада. – Фу. Наверное, этот запах будет преследовать меня до скончания веков… Ниг, не кисни. Ничего страшного не произошло. С одежды хоть эти ароматы выветрятся?
– Да, – уныло кивнул «дворецкий», снова открывая телепорт. – Через несколько синов от него даже памяти не останется.
– А если останется, – добавил уже от себя командир, – то кое-кто сильно об этом пожалеет.
Я только хмыкнула, заходя в услужливо распахнувшуюся воронку, и облегченно вздохнула, когда та, наконец, отрезала нас от негостеприимного помещения. А потом еще и здорово удивилась, впервые за несколько дней оказавшись не в каменном мешке, а посреди изящной резной беседки, увитой от пола до потолка какой-то разновидностью местного плюща.
Причем мы оказались не в замке – вокруг шелестела потревоженная ветром листва, где-то неподалеку самозабвенно звенели комары, вовсю переговаривались певчие птицы, шагах в тридцати, если мне правильно показалось, журчал бойкий ручеек… да что там говорить! После загонов с вишерами мы словно в раю оказались! Здесь можно было дышать полной грудью! Не опасаться, что откуда-то вновь пахнет свежим дерьмом! Спокойно оглядываться, с радостью встречать пробивающиеся сквозь густую листву крохотные и совсем неопасные солнечные лучики. И просто радоваться царящей вокруг благодати, потому что беседка была каменной и надежно укрывала наши головы от местного агрессивного светила, а имеющиеся проемы между арками полностью закрывали туго переплетенные между собой ветки плюща. Не давая пробиться внутрь ни мошкам, ни кусачим осам и никакой иной живности, которой, если судить по моим ощущениям, вокруг водилось немало.
Жаль только, что и пол в беседке оказался каменным, и я не могла по-настоящему ощутить эту землю. Но уже то, что мы оказались на улице, а не в душном дворце, вселяло определенную надежду.
– Спасибо, Ниг, – с чувством сказала я, с удовольствием оглядывая беседку. – Ты настолько меня порадовал, что я готова забыть обо всех неприятностях.