Шестой

— Эй, эй, только не это, — я даю ему пощечину, и от обжигающего удара Шестой сразу же открывает глаза.

Он шипит и сердито смотрит на меня, но я даже ухом не веду.

Смочив полотенце и подтянув его руки под кран в раковине, мне удается смыть кровь, чтобы тщательнее изучить его ладони. Они опухли и испещрены множеством порезов.

Потом я принимаюсь за руки и лицо и смываю почти всю кровь.

На лице так же есть несколько порезов, но все они не очень глубокие и требуют наложить легкие швы. А с остальным справится мазь с антибиотиком и повязки.

На руки также придется наложить швы, а также лед, чтобы уменьшить опухоль.

— Нам нужно и тобой заняться, — говорит Шестой, перехватив мое запястье и вынудив сесть ему на колени.

Я так переживаю за Шестого, что даже не ощущаю боль в руке и в груди. Копируя мои действия, Шестой смачивает полотенце и смывает кровь с моей руки.

Пуля только оцарапала меня, но все равно рука выглядит устрашающе.

Я хнычу, стараясь не расплакаться, пока Шестой промывает рану. Каждое прикосновение жалит, как каленое железо.

Кожу как будто наждачной бумагой натерли, все горит словно в огне. Внезапно Шестой делает то, чего я совсем не ожидаю. Он прижимается губами к моему плечу, а когда отстраняется, я впервые вижу на его лице эмоцию, которую можно расценить как любовь.

Потянувшись к нему, я обхватываю его лицо ладонями и, потянув вниз, прижимаюсь губами к его губам. Пока Шестой перевязывает меня, он больше не демонстрирует никаких чувств. Один крошечный поцелуй — вот все, что я получила, но мне достаточно и его.

Закончив лечение, мы возвращаемся в комнату, и пока Шестой раздевается, я вижу черные и темно-синие отметины на его спине.

Тяжелый бой шел не на жизнь, а на смерть, и его боевые шрамы, пусть и болезненные, но они доказательство того, что он выжил. Развернувшись ко мне, Шестой дергает липучки и через голову стаскивает с меня жилет. Как только я стягиваю футболку, мы оба смотрим на красное пятно у меня на груди, ровно над сердцем.

Шестой ни слова не произносит, просто наклоняется и целует пятно, а затем ведет меня к кровати.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю я, пока мы укладываемся.

Шестой падает на спину и разворачивается лицом ко мне.

— Со мной все будет в порядке.

Он вытягивает руку и притягивает меня к себе.

— У тебя, возможно, сотрясение мозга.

Шестой ничего не отвечает, просто хватает меня за руку и притягивает к себе.

Уткнувшись ему в шею, я уютно устраиваюсь в своем безопасном «убежище». Вздохнув, я расслабляюсь: моя голова у него на груди, его рука обнимает меня за плечи. Самое безопасное место, которое я могла бы найти, — это объятья моего киллера.

***

Три дня мы посвятили лечению. Три дня мы посвятили исключительно друг другу.

Когда я просыпаюсь, кровать рядом со мной пуста и холодна. Меня сразу же охватывает паника, и я резко сажусь. Я в замешательстве озираю комнату, пока не натыкаюсь на внимательный взгляд его карих глаз.

Шестой полностью одет, он заново перебинтовал раны, а рядом с ним стоит сумка с вещами.

— Что происходит?

Шестой хлопает рукой по второй сумке, стоящей на столике рядом с ним.

— Тут наличка, пистолет и патроны, ключи от «Форд Таурус», который стоит снаружи, и все документы, необходимые, чтобы жить как Лейси Коллинз.

— Шестой?

Ничто из сказанного им не имеет смысла для моего затуманенного сном мозга.

— Мне пора уходить.

Я непонимающе хлопаю глазами.

— Но почему?

— Потому что на Девятом и Первой все не закончилось. Они развязали войну между нами и Домом. Мне нужно разыскать Пятого и Седьмого, и мы вместе должны покончить со всем этим или нам так и придется скрываться всю жизнь.

Я подползаю к краю кровати, и Шестой встает и подходит ко мне.

Обвив его руками за плечи, я крепко обнимаю его, стараясь, чтобы наши тела прижимались как можно теснее друг к другу. Он поглощает мою потребность в любви, но его собственная потребность выплескивается через край.

Шестой стал для меня целым миром — что я буду делать? Куда мне идти?

Он отступает назад и, подхватив сумку, закидывает ее себе на плечо.

— Заляг где-нибудь, и чтобы ни случилось, не связывайся ни с кем из тех, кого ты знаешь.

Вытянув руку, я вцепляюсь в его рубашку, стараясь сдержать мольбы, которые так и рвутся наружу.

— Но ты еще не убил меня.

С минуту он изучающе смотрит на меня.

— Я не готов отпустить тебя.

— И что это означает?

Положив ладонь мне на заднюю часть шеи, он резко привлекает меня к себе.

— Это означает, что я наконец-то понял, когда собираюсь убить тебя.

Я застываю. Его голос звучит беззаботно, но все равно его слова подразумевают именно то, что он сказал.

— И когда же?

— Я планирую поглощать тебя. Медленно. Год за годом, так же, как ты поглотила меня.

Шестой впивается в мои губы, его язык прокладывает себе путь внутрь. Страсть и потребность — он берет меня так, как и всегда.

А затем он уходит, захлопнув за собой дверь и оставив меня в полнейшем ошеломлении. Полагаю, это была его версия «я люблю тебя», которой он решился поделиться со мной. Возможно, однажды наступит день, когда я услышу и эти три слова.

Однажды.