От этого ее «подержу в заложниках» сердце внезапно забилось о ребра, пульс участился, но я заставила себя улыбнуться и изобразить счастливое лицо.
— Это свидание.
Когда Эстер вошла в дом, я по внешней лестнице поднялась к своему крыльцу.
Спустя один засов и поворот ключа, я распахнула дверь внутрь и изучила муку, которую рассыпала по полу, на предмет следов. С момента расставания с Шестым я веду себя как параноик, особенно после того, как узнала, что беременна.
Хотела бы я сказать, что моя дочь стала подарком на расставание, но, когда я, в конце концов, решилась и пошла к врачу, выяснилось, что забеременела я за месяц до расставания.
Разложив покупки с фермерского рынка, я направилась к двери, не забыв рассыпать еще немного муки по полу.
Возможно, это не самый лучший способ узнать вламывался ли кто-то в квартиру, но мне он кажется довольно разумным.
Когда я выехала на шоссе, грудь сдавил невидимый обруч тяжести. Вот так же Шестой уехал на своем «Форд Таурус».
На моей душе лежит еще один груз помимо ожидания ребенка. Этот груз настолько тяжел, что я еду четыре часа, покупаю одноразовый предоплаченный телефон за наличные для одного единственного звонка, после которого телефон отправится в ближайший кювет.
Я тяжело дышу, пока набираю номер, стараясь не задохнуться в толпе снующих вокруг туристов.
—
Я замираю, не зная, что сказать. Шестой строго настрого запретил мне связываться с кем бы то ни было, но мне не хочется рисковать и нарушать свое обещание. Ведь, в противном случае, Дигби из страха за меня может сообщить куда-нибудь обо мне, и меня найдут и убьют. Или что еще хуже, убьют его.
—
— П-привет.
— ...
— У меня всего одна минута.
— Пейсли? Это ты?! — в его голосе слышится удивление, и я так и вижу, как он сдвигается на самый краешек стула, как делал всегда, когда его что-то очень сильно интересовало.
Я киваю, что, конечно же, глупо, ведь он не может видеть меня.
— Да.
—
Я накрываю живот ладонью.
— Все в полном порядке.
—
— Не могу сказать.
—
— Со мной все в порядке. Не волнуйся.
— ...
Я сглатываю. Дигби не облегчает мне задачу.
— Я... я одна.
—
— Нет, Дигби.
—
— Потому что я никогда не буду в безопасности. Никто не должен знать, что я жива. Если хоть одна живая душа узнает, это поставит мою жизнь в опасность.
Тяжело сглотнув, я лгу ему, так как никогда не лгала, но у меня нет другого выбора, чтобы заставить его понять.
— Я... Дигби, я под программой защиты свидетеля.
—
Я снова тяжело сглатываю. Это самый лучший вариант, но мне нисколечко не легче.
— Я и так нарушаю кучу правил, связавшись с тобой. Мне, правда, очень бы хотелось рассказать тебе больше, но все, что я могу сообщить тебе, что я жива-здорова.
—
От тона его голоса грудь снова сдавливает. Все это так мучительно.
— Потому что я обещала тебе. Вот как-то так. Я звоню тебе. Я жива, но ты по-прежнему ничем не можешь помочь мне, кроме как забыть обо мне.
—
Я непроизвольно сжимаю в кулаке ткань платья.
— Но ты должен. Я никогда не смогу вернуться к прежней жизни. Я слишком много видела и сделала.
—
— Я совсем не та женщина, какую ты знал когда-то. Я изменилась гораздо сильнее, чем ты можешь себе представить.
— Боже, Пейс.
— Я хочу, чтобы ты был счастлив, — прошу я его, и по щеке у меня катится слезинка. — Влюбись, женись, заведи детишек и будь счастлив. Знаешь, американская мечта, ради которой твои родители приехали сюда.
—
Мне хочется возразить на счет «урода», но ведь это правда. И тот факт, что я влюблена в этого парня, не изменит этого факта.
— Я сделала то, что должна была, чтобы выжить. Сейчас я одна и... я влюблена.
—
— Не могу сказать.
—
— Послушай, я знаю, что тебе нужны ответы, но это все, что я могу сообщить тебе. Я люблю тебя, Дигби, часть меня всегда будет любить тебя, но, чтобы жить дальше, все должны думать, что я умерла. Я уже никогда не смогу быть с тобой.
Такое ощущение, что повторяется его предложение руки и сердца, лишая меня всех эмоций за то, что я разбиваю ему сердце.