Шестьсот шестьдесят шестое правительство (СИ)

В его руках появилась видеокамера. Приставив окуляр к глазу, он тут же начал снимать, переходя с места на место, изгибаясь самым невероятным образом, чуть ли не залезая с ногами на Венькин стол.

— Пошел вон, — сказал Венька, чувствуя, что еще немного, и он даст этому прыткому проныре по рогам. Да, да, вот именно по рогам. Гыгу он воспринимал не как грозного Покровителя, каковым тот казался раньше, а как продувного шоумена.

— Класс, — возбужденно затараторил Гыга. — Скажите еще что-нибудь, Вениамин Олегович. Что-нибудь свеженькое, не затертое. Желательно матерком.

Венька взял в руку тяжелую хрустальную пепельницу. Она осталась от прежнего владельца, который покуривал, Венька порой чинил в неё карандаши, но обычно она, как вот сейчас, стояла пустая.

— Давай, кидай, — заворожено сказал Гыга. — Целься в камеру, чтоб всё по правде.

Венька метнул.

Пепельница исправно долетела до камеры, остановилась, едва не коснувшись её, потом громко упала на ковер. Что интересно, даже не треснула.

— Пальчики оближешь, — резюмировал Гыга, опуская видеокамеру, и заговорил совсем уже другим тоном: — Эт-та что за самодеятельность? Почему таблетки не жрем? Почему пьяные на работу ходим? Мерекать удумал, мозгами раскидывать? Я тебе померекаю. Сидеть у меня и не рыпаться. По уши уже замазан. Если что, материальчик этот, — он постучал пальцем по камере, — будет запущен в производство. С соответствующими комментариями. И не только этот. И с бабами материальчик будет, и с секретаршей, и как ты Боцмана бил, и как с балкона, наркоты обкурившись, сигануть вознамерился, и как Евсеича пришиб. Всё будет, поелику всё запротоколировано, даже то, чего и не было. Вопросы есть?

— Пошел вон, — сказал Венька, которому и без этого басурмана было тошно. — Брысь под лавку.

— Вот оно что, — приглядевшись к нему, произнес Гыга. — Вот кто подзуживает. Сам-то ты, пенек ушастый, вряд ли скумекал бы.

В Венькиной голове взорвалась петарда. Венька почувствовал, как его начинает выворачивать наизнанку, вытряхивать из собственного тела. Было больно и страшно до жути, он закричал.

В ту же секунду тысячью солнц под потолком вспыхнул ослепительный свет, не оставив в кабинете ни единой тени. Венька зажмурился, однако свет проникал сквозь веки.

— Мгуам, — сказал Гыга невероятно низким голосом.

Веньку отпустило.

Свет погас, но глаза какое-то время ничего не видели.

«Типа того, что он хотел изъять ментоядро?» — подумал Венька, часто моргая.

«Хотел, но Тумик помешал, — сказало ядро. — Да и я сопротивлялось».

«Ты у нас гигант известный, — заметил Венька, радуясь, что ментоядро на месте. — Привык к нему как-то, прикипел. — Кто есть Тумик?»

«Тумик — это ангел», — ответило ментоядро.

«Всё правильно: добро и зло, — подумал Венька. — Борьба за душу. Что же, однако, я сам-то в стороне?»

Он встал, вышел из-за стола. Огромный, хорошо освещенный кабинет был для него как бы погружен в тень, но тень эта быстро таяла, уступая место электрическому свету. Окна по введенному кем-то обычаю были наглухо зашторены, пара мощных бесшумных кондиционеров обеспечивала нужный микроклимат. Роскошный, сияющий чистотой, сверкающий огнями, изолированный от повсеместной нищеты и неухоженности, плывущий в никуда корабль.

Поднять бы шторы, распахнуть окна, впустить в эту теплицу настоящее солнце, настоящий воздух, пусть с какими-то примесями, заставляющими чихать и кашлять, но настоящий, а не музейный.

Однако, это уже не его, Венькино, дело.

Он вышел из кабинета, подмигнул напрягшейся было блондиночке и, проигнорировав лифт, сбежал вниз по лестнице. Свобода окрылила, заставляя перегореть всю эту похмельную муть.

Охрана на выходе вытянулась перед ним. Он махнул рукой: попроще, мол, ребята, попроще.

Глава 38. Прижали вы нас

«Ауди» быстро домчал его до Литинститута.

Профессор Загогуйло пребывал в своем кабинете. С момента первой (и последней) встречи он сильно сдал. Еще более ссутулился, обрюзг, потерял свой звучный баритон, перейдя на сиплое невнятное бормотание. Точно вынули из него жизненный стержень.

Веньку, как ни странно, он узнал, вежливо предложил сесть, спросил, чем обязан такому высокому посещению.

— Вы, Марат Виленович, заходили по поводу культурного обмена, — сказал Венька. — Сколько там у вас — десять литераторов? Включите двадцать, я подпишу.

— Э-э, милейший Вениамин Олегович, — промямлил Загогуйло. — Уже и группа-то распалась. Когда получаешь, эта, как бы поточнее выразиться, хорошего пинка — желание напрочь пропадает. По крыльям-то оно легко, знаете ли, дубиной, только вот крылья после этого почему-то отказывают.

— Что, нет никакой бумаги? — спросил Венька.

— Нету-с.

— Кто же так приходит-то? Наобум.

— Так ведь сами же воспитали, — произнес Загогуйло. — Сами же установили порядок. Поначалу, значит, пообивай пороги, покланяйся, заручись моральной поддержкой, а потом уж тащи документ на подпись. У нас сразу никак не получается.

— Ладно, сказал Венька. — На нет и суда нет. Но за мной должок. Только не думайте, что я рехнулся.