Шествие динозавров

Полчаса назад какими-то закоулками и лесенками, заскакивая в лифты и вспрыгивая на эскалаторы, мы выбрались на открытую площадку этого огромного здания. Открытую в точном смысле этого слова, если пренебречь эфемерными перильцами высотой не более метра. В клочьях тумана на весьма значительном удалении маячила отвесная серая стена. Её можно было бы принять за гору, кабы не бликование на оконных стёклах. Небоскрёб. Настоящий, без подделки, никогда и нигде, кроме кинохроники, мною прежде не виденный. Мой конвоир, ни на шаг не притормаживая, пересёк площадку, миновал перильца — я предупреждающе каркнул! — и продолжил своё стремительное движение над бездонной прорвой. Опомнившись, я шагнул следом, на обнаружившийся у самых ног ажурный, сплетённый из почти невидимых металлических нитей мост. Сквозь подошвы кроссовок, пятками ощутил ненадёжное прогибание. Из чистого любопытства глянул вниз…

То есть я, конечно, ожидал, что будет высоко. Возможно даже, очень высоко. Страха высоты я прежде не знал, не цеплялся мёртвой хваткой в поручни кабинки колеса обозрения — меж собой мы называли его «колесо оборзения», — не травил в кулёк в самолётах. Оказывается, я попросту не представлял, как бывает высоко.

Земли видно не было. Её застилали облака. Тот самый туман, в котором таяли очертания соседнего небоскрёба. Равновеликого с тем, внутри которого мы путешествовали (между прочим, это была ещё не крыша — мы вообще лифтами преимущественно спускались, а не поднимались) … И соединял их мостик из металлической паутинки.

Я коротко, по-бабьи, взвизгнул. Откачнулся назад, на площадку: какая-никакая, а твердь. На подгибающихся ногах отковылял к стене. В штаны не напустил, и то слава богу.

— Что с вами? — Он стоит над бездной и, вот же подлость, даже руками за бортики мосточка не держится. Как на проспекте, мать его! — Вам плохо?

— Мне замечательно, — сиплю я, исходя испариной, несмотря на общую холодрыгу и сильный, пробирающий до костей ветер. — Я в восторге… Всю жизнь, знаете ли, мечтал………

— Да бросьте, — говорит он сконфуженно. Явно ломает комедию. — Каких-то дохлых шестьсот саженей…

Чтобы успокоиться, мысленно делаю пересчёт. Таблица умножения вспоминается с трудом. Тысяча… даже тысяча двести метров. Японцы, помнится, собирались возвести не то башню, не то домик высотой в километр.

— Мы что, в Японии?

— Помилуйте, разве в коридоре вам повстречался хотя бы один японец? — веселится он. — Ну разве что якут… В России мы, в средней полосе. Саратов — помните такой город? Там ещё «парней так много холостых»[22]. Так вот это, — он тычет пальцем в мою сторону, — называется «Саратов-12», а то, куда вы отказываетесь проследовать, соответственно «Саратов-13». Может быть, вы верите в несчастливые числа? Смею утверждать как постоянный обитатель тринадцатого дома, количество неприятностей на единицу объёма там не превышает общепринятых международных норм.

— Что же, иных путей сообщения вы не могли выдумать? — кажется, ко мне возвращается обычный сарказм.

— Чем плохо? — пожимает он плечами. — По свежему воздуху — он тут и вправду относительно свежий! — пешочком, топ-топ… Акрофобией… боязнью высоты никто из нас отроду не страдал, да и тропинка прочная, — он топает по ажурному донцу, и по всей конструкции катятся волны. — Танк можно было бы пустить, только габариты не позволят, а вот велосипед — запросто. Есть, впрочем, магнар… магнитопоезд. Но это ещё ниже. Можно было бы взять дельтаплан и половить восходящие потоки, они здесь на славу. Но мне это уже как-то по чину неприлично, а вы, как я подозреваю, дельтаплан видали только на картинках. Или как там у вас пелось: «Вот я надену два крыла…» Не помните? Чрезвычайно кудлатый молодой человек в костюме, специально подчёркивающем гениталии, как бишь его[23]…

— Отчего ж не подчеркнуть, коли есть что, — ворчу я.

— И потом, здесь попросту рукой подать до моей квартиры, она же — мой офис. Я рассчитывал продолжить беседу в домашнем комфорте, у комелька. В темпоральной клинике вам, я знаю, неуютно. И чересчур светло, и чересчур холодно. Тем более, что делать в ней вам больше нечего, первичное обследование закончилось обнадёживающе…

— Какое ещё обследование?!

— Ну, мы же не просто так беседовали. И я к вам присматривался, и кроме меня — ещё человек десять, да и кресло, в котором вы обретались, тоже не совсем кресло, а скорее комплексная система физиологического мониторинга… А у меня вам непременно понравится. Полумрак, свечи. Тихая музыка, старинный клавесин… Уверяю вас, такого клавесинного концерта вам слышать не доводилось. А как вам, к примеру, неизвестный Вивальди[24] — Третья соната для лютни и скрипки? На мой взгляд, лютня звучит намного благороднее и естественнее клавесина, даже если переложение делал сам Бах… Вы как считаете, Вячеслав Иваныч? Или для вас любой Вивальди — неизвестный?

— Предпочитаю Ричи Блэкмора[25].