Шествие динозавров

… Если не считать двух-трёх относительно успешных ниллганских контратак в ходе непрекращающейся войны между мной, законопослушным советским гражданином, и попирающим все законы советским же бытовым сервисом. (Приёмщик обувной мастерской: «Ладно, всё, иди ты со своими сандаликами. Задолбал уже. Развелось козлов права качать…» Я — приёмщику: «Я же тебя, сука, сейчас в капусту порубаю!» Приёмщик: «Ты чо наезжаешь, придурок? Рубилка не отросла, бля! Щас ментов кликну, у меня тут всё схвачено!» Я: «Ну, покличь… менты далеко, а я здесь. Давай, начинай, я жду, когда ты откроешь пасть». Он: «Ладно, чо ты завозникал-то сразу?.. Щас всё поправим, делов на полтинник, а базару на сто рублей… Посиди вон, газетку почитай. Давно откинулся-то?» Я: «Да уж с полгода…») Если предать забвению неожиданно для всех участников инцидента жестоко и умело мною побитую (с непонятным человеческому уху боевым кличем «Вауу да’янна!» и применением черенка от швабры в качестве меча) какую-то Кодлу, сдуру заползшую в наш подъезд. Неожиданно в особенности для Маришки, которую Кодла имела неосторожность назвать гнусным словом. В моём-то присутствии…

… Если пренебречь тем обстоятельством, что иногда, глубокой томительной ночью я вдруг отпихивал в угол стола недописанную страницу монографии и начинал новую. С новой строки и совсем о другом. А дописав, извлекал из той же тумбочки, заветнейшего моего сейфа в швейцарском банке, недавно купленную и оттого не слишком ещё располневшую папку. С надписью синим фломастером: «Материалы и исследования по истории и этнографии Опайлзигг. Выпуск 1»… Для чего я затеял всё это? Наука не любит умножения сущностей сверх необходимого. На кой ляд ей очерки о том, чего никогда не существовало? И даже за фантастику это не сойдёт. Господь не наделил меня литературным дарованием, и я не имею способностей облечь грубоватые и наивные верования зигганов в занимательную оправу. Порукой тому — неудачный опыт публичного исполнения избранных мест перед Васькой. В популярном и сильно адаптированном варианте. Вместо непременной сказки на сон грядущий. «Жил-был в паучьей норе под землёй бог Эрруйем, а головы-то у него и не было…» Ощутимого интереса у Васьки это не вызвало и потому было спешно заменено байками о муми-троллях[105]…

Две женщины ещё снились мне ночами. Нунка-вундеркиндша. Оанууг, дочь гончара. Но с каждым разом всё реже. Да и черты их понемногу сливались. Одна походила на другую. И обе вместе — на Маришку. А их ласки, их тела я уже забыл… Никудышный из меня бабник. Бабник-однолюб. Разве такие бывают?

И супермен из меня тоже дерьмовый.

Что там обещал Ратмир? «Мы переделаем вас… Вы научитесь сражаться за место под солнцем и побеждать… Мы сделаем из вас Чака Норриса…» Ладно. Научили. Сделали. Я действительно всё это могу. Но беда в том, что я не хочу этого. Мне противно сражаться за место под солнцем. Невыносимо противно. Кажется, я понял, наконец, природу супергероев. Оставим в стороне эти побрехушки из комиксов про борзописца Кларка Кента или эстетствующего бизнесмена Бруса Уэйна[106]. Не бывает. Здесь так: либо мышцы, либо мозги. Берёт эдакий Конан-варвар[107] в мохнатые лапы книжку, морщит узенький лоб, играет желваками, жмурится и кожилится… что там такое написано?.. «величайшая трудность для тех, кто занимается изучением человеческих поступков, состоит в том, чтобы примирить их между собой и дать им единое объяснение, ибо обычно наши действия так резко противоречат друг другу, что кажется невероятным, чтобы они исходили из одного и того же источника»[108]… что за лабуда?.. нет уж, на фиг, пойду-ка лучше замочу пару-тройку демонов да спасу мир… А мне дали силу, но не отняли мозги. И мне неинтересно мочить демонов. Мне интересно читать книги и писать книги. Мне интересно думать о природе своих поступков и соизмерять их с нравственностью. И мне всё ещё трудно бить живых людей по лицу. Ну, кроме тех случаев, когда это не лицо, а всё же морда…

Может быть, на этом и строился весь расчёт.

«Сегодня. В двенадцать».

Как я увижу своего преемника? Знаком ли он мне? Будет схватка, и он победит. Психодинамическая акция… Где это произойдёт? В трамвае, в заброшенном сквере, в подворотне? Наш город создан в наилучших традициях криминогенной архитектуры. Здесь нет уголка, где нельзя было бы кого-нибудь грохнуть и спрятать тело… Любопытно, как он вернётся. В тот же миг или с разрывом во времени? Может быть, я и не замечу его возвращения. Буду валяться в отрубе. Оклемаюсь — а он уже тут.

Васька вредничал. Ему хотелось ещё мороженого. А также — домой. И одновременно — к дедуле с бабулей. И заодно в зоопарк. Иными словами, спать. Так и случилось. Когда мы поднимались в лифте на седьмой этаж, рассматривая недвусмысленную наскальную живопись, он вдруг оборвал свой оживлённый комментарий на полувздохе и привалился к моей ноге. В квартиру я его уже внёс.