Шествие динозавров

— Хреново получается, — пробормотал он. — Стало быть, они из своего будущего при помощи нас, настоящих, перекраивают прошлое. При этом выходит, что работают они всё же не на себя. На тех, кто ещё дальше, в своём будущем, дёргает их за ниточки. Посылает в Опайлзигг своих ниллганов с лазерами. И всё это, что вокруг нас… в одной отдельно взятой стране… может быть, всего лишь опыт над крысами? Хреново получается, — повторил он. — Но кто тогда мы с тобой в этом раскладе?

— Единственное наследие зигганов. Умелые, безжалостные наёмники. Десант из вневременья. То ли из будущего, то ли из прошлого. Пятая колонна.

— Эти их блядские эксперименты… как игла с наркотой, — промолвил Кандагар сквозь зубы. — Они всё наше время посадили на свою иглу. Всё исковеркали, и теперь сами не знают, как выпутаться. Да ты же сам видел, каких деток мы себе нарожали.

— Похоже, мы никогда и не слезали с этой иглы. Мы даже не знаем, какими мы были бы на самом деле.

Он сплюнул и выругался.

— Хотел им помочь, — сказал он. — Всю жизнь только и делаю, что пытаюсь кому-то помочь, и ни хрена путного не выходит… У них же там рабы. А император землю раздавал. Вроде бы всё как и нужно. Да только все почему-то упираются рогами, не хотят, ни попы, ни рабы… Кармаль, если помнишь, тоже всё делал по-нашему, как положено. Я и ему помогал. И сам же потом, когда Кармаль всех достал, подсаживал Наджиба[101] в его кресло. А теперь все шарашатся на нас, как на волков. И те, и эти… Но ведь если мы — только вариант, — вдруг сказал он с надеждой, — какой же с нас спрос? Что мы-то можем изменить? Например, я? Ведь я уже вышел из игры!

— А я, кажется, ещё нет.

Он подошёл поближе. Заглянул мне в лицо.

— Ты говорил с Ратмиром… после всего?

— Он меня не выслушал. Ясно одно: эксперимент будет продолжен. Им наплевать на мои доводы. Они не верят, что сами — такие же марионетки в чужих руках. Я не выполнил их задания, не уберёг старого императора. И они хотят посмотреть, как получится у нового.

— Кто там сейчас? Элмайенруд… нет, этот скорее утопится в сортире, чем полезет на трон… Лумвуймадз? Гнилой мужик, трудно с ним будет.

— Нет. Лумвуймадза я уже… убрал. Даже не знаю… Надеюсь, им достанет ума выполнить «антвистинг» и начать всё заново. Там сейчас такое, что… лучше не думать. Я пытался с ними спорить, и тогда они просто вышвырнули меня из будущего.

— То-то я гляжу, ты будто под кайфом… Всё верно. Ты всё ещё в деле. И ты ещё должен будешь указать жрецам нового ниллгана.

— Никого я им не укажу.

— Хочешь сыграть в свою игру? Ты один, а у них — организация… бюджет. Что ты сможешь в одиночку? И… они умеют уговаривать.

— Это я знаю.

Кандагар улыбнулся, не разжимая губ.

— Выпить хочешь?

— Не хочу. Отвык.

— И я тоже. Самогон из тамошней травки… как её?.. зуггзугг, бля… кого хочешь отучит. Живу, как белая ворона. Все кругом бухают, как петрики, а кто не бухает — тот явный ниллган. Здорово ты меня… там, в трамвае. Умеют, суки, натаскивать — каждый новый ниллган круче прежнего. Ну, да я привычный, в Афгане «деды» ещё не так чморили… Я тут рядом живу, в строймонтажной общаге. Угловой зелёный дом. Нужен буду — спросишь Кирилла, «афганца».

Он кивнул мне и растаял в зыбкой пелене ночи. Я так и сяк покрутил стиснутый в кулаке журнал — это был «Огонекъ». «Привет, подпоручик Недавний», — подумал я. Сунул журнал за пазуху, подхватил сумки с награбленным. И пешком побрёл к своему дому.

Глава сорок восьмая

Маришка сидела на кухне. Читала газету, шевеля губами. На коленях лежало забытое вязание. В кухне пахло котлетами. На холодильнике полушёпотом бухтел и мигал «Сапфир». Кажется, показывали «Взгляд»[102]. Как обычно, сочащийся кровью и слезами человеческими кадр сменился музыкальным клипом. В качестве, так сказать, иллюстрации. Безголосые, тугоухие, небритые, немытые и сопливые, в общем — самого паскудного вида засранцы, искосив слюнявые рты, заорали что-то перестроечное. «Я н-не люблю тебя, я н-не люблю тебя, о! О-о!»[103] Горячечный бред, собачья чушь. «Н-н-ненавижу, паучья кровь…» — подумал я, леденея. И потянулся к мечу.

Но его не было. И к его отсутствию надлежало привыкать.

Я постоял на пороге, не раздеваясь. Привыкал. Мне следовало привыкнуть очень быстро. И к отсутствию гузуага, без которого — как без штанов. Хотя от штанов я как раз отвык… И к тесноте двухкомнатной «хрущобы», где из игрушечной прихожей можно одновременно заглянуть и в кухню, и в туалет, и в гостиную, она же спальня, она же библиотека. И к запахам книжной пыли с книжных полок, сырой ржавчины от вечно протекающего стояка и домашних котлет из хлеба с примесью свинины.

— Васька спит? — спросил я наконец.

Маришка молча кивнула.

«Какая она… бледная. И глаза… глаза тусклые. Женщина-ниллган».