Шествие динозавров

Мне это не нравится. Меня порядком раздражают ее внезапные перепады от взрывной страсти к монашеской отчужденности. Словно она ни минуты не перестает сражаться с каким-то своим, недоступным моему пониманию душевным разломом. И в ней берет верх то одна сила, то другая. И ее, в зависимости от состояния дел на фронтах, то со всего маху швыряет в мои объятия, то грубо, с мясом и кровью выдирает из них. То она - тягучая капля напалма, готового воспламениться от любой искры, то она - кусок антарктического льда, Снежная королева.

Я осторожно, крадучись, беру ее за руку. Она резко высвобождается, хочет встать. На ее и без того загорелом лице пролегли глубокие тени. Губы плотно, неприступно сомкнуты. Как будто не эти самые губы каких-то полчаса назад блуждали по моему телу, рассыпая по нему свежевыжженные клейма. Слюнявый интеллигентик Славик Сорохтин тотчас же отлез бы, закомплексовавшись по самые уши. Но давно уже во мне вызревает чужеродный эмбрион императорского телохранителя, подсаженный всевозможными гипнопедиями, вскормленный и вспоенный суровыми мастерами-меченосцами, и это воинственное, властное мое альтер-эго никакими комплексами не обременено.

- Ну хватит! - зверем рычит альтер-эго и грубо хватает надменную монахиню за обнаженную грудь.

Тугой шарик ледяной плоти оживает под моими пальцами, вялый кофейный сосок набухает горячей кровью и становится взрывателем на боевом взводе, который немедля срабатывает, и все вокруг обращается в лаву, смолу и напалм. Двое зигган, забытые, глядят на нас с экрана, и в невероятных самосветящихся их глазах мне чудится укоризна...

18

Более всего в дворцовых церемониалах мне не нравились отправления культов. Я долго не мог уяснить, в чем тут дело, пока не понял, что профессиональный интерес историка довольно глух, зато во весь голос говорит чутье ниллгана-телохранителя. Ларчик открывался довольно просто: дорога к святилищам, похороненным в недрах Эйолудзугг, обычно пролегала узкими, слабо или вовсе никак не освещенными потайными лазами, которые ничего не стоит при минимальном желании и усилии обрушить либо затопить. Всякий раз, идя с факелом в одной руке и мечом в другой впереди императора, я ощущал себя в западне. И не стрелы из-за поворота я боялся. При некотором везении можно было бы отразить ее, при полном отсутствии означенного везенья - принять в грудь... и вернуться в Землю Теней. Но медленная смерть от удушья в наглухо обрубленном с обеих сторон каменном мешке меня отнюдь не прельщала. Наиболее естественным способом избегнуть угрозы было бы запретить императору вовсе посещать все эти жертвоприношения, камлания и прочие аллегорические действа. И, само собой разумеется, этого сделать я не мог. Такой запрет шел против всех правил эпохи. Он был равноценен добровольному отказу Луолруйгюнра Первого от престола.

Вот и сейчас я брел, царапая макушку о низкие сырые своды и мысленно богохульствуя, в спину мне тяжко дышал Солнцеликий, следом топотали мрачные эмбонглы, а уж в самом хвосте процессии влачилась прочая знать. "Случись что - зарежусь, - малодушничал я в своих мыслях. - Раньше всех. А они пусть как хотят... В другой раз возьму верховного жреца за бороду и погоню рядом, вместо заложника". Под ногами хлюпало, с потолка за шиворот прыгали ледяные капли, и мне чудилось, что это маленькие, но предельно ядовитые паучки. Будь это правдой, не смертоносного укуса я страшился, а позорно изнывал от отвращения.

Но и на сей раз никто не почел за благо привалить нас камнями. Все обошлось. Император бесцеремонно отпихнул меня, восстанавливая субординацию, и прошествовал на предусмотренное ритуалом место напротив алтаря. Я вдвинул меч за пояс: здесь не полагалось осквернять ладони оружием. Полыхали факелы, треща и фыркая едким дымом. Голова чуточку плыла: в затхлый воздух подземелья явно подмешали какую-то наркотическую вонь.

Это было Святилище Воды. Здесь возносились жертвы богу Йогелджу, владыке океана, хозяину всех рек, озер и иных водоемов, едва ли не дождевых луж, покровителю мореплавателей. Если верить мифам, Йогелдж не был антропоморфен. В этом смысле фантазии у зигган оказалось больше, чем у наших "тарелочников", которые за всю историю своего культа так и не измыслили ничего умнее, как раскрашивать своих пришлых человекообразных идолов во все цвета радуги...

Я попал сюда впервые.

Посреди пещеры матово-черной линзой недвижно лежало озеро. В пляшущих отсветах факелов казалось, что оно дышит. Словно гигантский слизень, задремав, выставил на всеобщее обозрение свой бок. Алтарь торчал из озера, будто сломанный зуб. По берегам в два ряда замерли факельщики в черных балахонах. Где-то по темным углам попукивали невидимые трубы.