Шествие императрицы, или Ворота в Византию

Она все-таки завлекла Иосифа в свои тенета и чувствовала себя победительницей. По ее зову он вторично прикатил в российские владения. Уж теперь ему не отвертеться! Она видела: Таврида вызвала у него некое подобие зависти. Хотя чего уж там завидовать: столь же благословенных земель в его владениях было предостаточно.

Огромный обоз государыни снова выкатился в степь, все более удаляясь от моря. Солнце уже успело высушить травы, и их немолчный шелест и шуршание стало заменою плеска морского прибоя. Да и сама степь была как море. Прежде зеленое, оно изрядно покоричневело, и над ним вихрилась пыль.

Все чувствовали усталость. Еще бы, едва ли не полгода странствовали они вдали от дома. И дом под хмурым небом казался многим необыкновенно уютным и желанным. И даже тамошние холода и вечная сырость казались предпочтительней здешних жаров, от которых иной раз падали лошади.

Путь лежал в Берислав, где монархи решили расстаться. Небольшое тихое местечко на берегу Днепра должно было окончательно закрепить их союз. Ему предназначалось стать неким символом их единения, как прежде — Могилев.

Екатерина помнила, что написал Иосиф из Могилева своему старому наставнику Кауницу, — она никогда не теряла бдительности, особенно когда дело шло о высоких персонах и надлежало выяснить меру их искренности. А написал он вот что: «Надо знать, что имеешь дело с женщиной, которая заботится только о себе и так же мало думает о России, как и обо мне…»

На императорского фельдъегеря было инсценировано нападение разбойников, он был оглушен, связан, секретный пакет отобран и вскрыт, один из «разбойников» списал письмо Иосифа, затем пакет был снова запечатан, словно бы и не вскрывался, у посланца для виду были изъяты перстень, часы и некоторая часть денег. Затем его посадили на коня… Он был счастлив, что легко отделался. А «разбойники» были довольны, что в точности справились с поручением. Опыта такого рода доставало…

Нынче Иосиф был сердечней и казался расположенней. Казался… Екатерина-то знала, что кроется за внешней сердечностью и расположенностью. Кто-кто, а монарх обязан владеть искусством лицедейства. Это есть политичное искусство. Она владела им в полной мере. Истинные чувства скрывала под маской. Маска была почти что несменяемой: ровность и благорасположенность. Все находили, что у государыни ангельский характер. Но чего это стоило при ее-то темпераменте!

Днепр опал в берегах и гляделся смиренней. Предусмотрительный Потемкин озаботился выстроить в Бериславе не дворец, но приютный дом, достаточно просторный и удобный, дабы потом местная власть могла бы приспособить его под присутственные места. В нем могли разместиться государыня и ее высокий гость с челядью, министры российские и иностранные. У Потемкина были особые апартаменты.

Убедить Иосифа! Екатерине казалось, что она в достаточной мере владеет искусством убеждения в равной мере с искусством притворства. Но за внешней мягкостью Иосифа таился крепкий орешек, и она нередко обламывала зубы об его скорлупу.

Но где взять другого союзника с таким интересом, как у императора? Такого не было и не предвиделось, стало быть, этого следовало привязать к себе веревками — нет, приковать цепью:

Цепь следовало выковать из чистого золота, как приличествовало императору самой протяженной в Европе империи.

День прошел в разговорах. Они гуляли по берегу Днепра, свита следовала на почтительном отдалении.

Травы шуршали под их ногами, исторгая пыль, разбрасывая семена. То там, то сям посвистывали суслики. Они возникали столбиками возле своих норок и с любопытством разглядывали пришельцев. Природа жила своей жизнью и пела на разные голоса, неведомые человеку. А двое говорили о войне, о смертоубийстве, словно бы о добродетельном деле.

— Наш тайный договор остается в силе! — утверждала Екатерина. — И ничто, никакая сила не в состоянии его нарушить. Надеюсь, что и вы, государь, с тою же твердостью, что и я, придерживаетесь такого мнения.

Иосиф кивнул. И, понимая, что этого жеста недостаточно, сказал:

— Само собой разумеется, мадам.

— Наказать зло! Наказать зло — это доблестная цель. Зло, которое торжествовало более трех столетий, которое утверждало свое владычество на чужих землях, порабощало целые народы, притом совершенно безнаказанно. Христианство было растоптано, его святыни поруганы. Как можно смириться с этим! Я верю, что наш небесный покровитель в это мгновение слышит меня и одобряет.

О, Екатерина умела блистать красноречием, когда хотела убедить собеседника, приковать его к себе прочными узами. Она, пожалуй, смогла бы склонить на свою сторону бронзовую статую, а не то что живого императора. Иосиф с улыбкой сказал ей это. В ответ она еще более воодушевилась: