Она перечитала записку. Второй абзац поразил ее. «Не обращайте внимания ни на крики, ни на стоны», — прошептала она. — О! Это значит, что моих охранников убьют, бедные люди! Они проявили ко мне столько участия… Никогда, никогда!»
Она оторвана чистую часть листочка и, поскольку у нее не было ни пера, ни карандаша, чтобы ответить незнакомому другу, который беспокоился за нее, она вытащила булавку из своего шейного платка и наколола на бумаге буквы, составившие слова:
Она положила записку в футлярчик и воткнула его во вторую половинку разломанного хлеба.
Едва она управилась, пробило десять часов. Королева, продолжая держать в руке кусок хлеба, с грустью считала удары, падавшие медленно и ритмично. Неожиданно она услышала в одном из окон, выходившем в женский двор, резкий звук. Подобный звук издает стекло, разрезаемое алмазом. Потом кто-то легонько постучал в окно, раз, второй. Явно преднамеренным кашлем человек пытался заглушить стук. К ее удивлению в уголке окна появился сложенный клочок бумаги. Кому-то удалось просунуть его сквозь стекло. Тут же королева услышала бряцание ключей, бьющиеся один о другой и удаляющиеся шаги
Она поняла, что в стекле прорезано отверстие и через него человек, чьи удаляющиеся шаги она слышала, передал ей записку. Бумажка валялась на полу. Королева отыскана ее глазами,
прислушиваясь, не приближается ли кто-нибудь из охранников. Но услышала, что они о чем-то тихо беседуют, как обычно, чтобы не докучать ей. Тогда она тихонько встала и шагнула, чтобы подобрать записку.
Тонкий и твердый, похожий на футляр предмет, выскользнул из нее и, упав на пол, издал металлический звон. Это было тончайшее лезвие, скорее похожее на украшение, чем на инструмент. Одно из тех стальных орудий, с помощью которого даже слабая и неловкая рука способна перерезать за четверть часа железо самой толстой решетки.
«Сударыня, — говорилось в записке, — завтра в половине десятого один человек придет поговорить через окно с жандармами, которые вас охраняют. За это время Ваше Величество подпилит третий прут решетки своего окна, считая слева направо… Пилите осторожно, Вашему Величеству должно хватить четверти часа. Потом будьте готовы выйти через окно… Это сообщение послал вам один из самых преданных ваших подданных, посвятивший жизнь Вашему Величеству, готовый с радостью отдать ее ради Вас».
— О! — прошептала королева. — Не западня ли это? Но нет, кажется, мне знаком этот почерк. Он тот же, таким была написана записка, полученная мною в Тампле. Так и быть. Возможно, Господь хочет, чтобы я бежала.
Королева упала на колени и предалась молитве, этому высшему утешенью заключенных.
Диксмер готовится
Наконец-то наступил этот роковой день, которому предшествовала бессонная ночь. Этот ужасный день, который без преувеличения можно назвать окрашенным в цвет крови.
В тот октябрь каждый, даже самый яркий солнечный день имел свои мертвенно-бледные пятна Королева плохо спала. Сон не дал ей отдыха: едва закрывала глаза, как ей чудилась кровь, крики.
Она уснула с лезвием в руках.
Большую часть дня она посвятила молитве. Тюремщики часто видели ее молящейся, поэтому не придали никакого значения этому приливу набожности.
Время от времени узница доставала спрятанное на груди лезвие, переданное теми, кто пытался ее спасти, и сравнивала изящество инструмента с толщиной решетки. К счастью, она была вмурована в стену только с одной стороны — нижней. Верхняя часть соединилась с поперечными прутьями. Если удастся
подпилить нижнюю часть, то достаточно будет потянуть за прутья, и решетка отойдет.
Но отнюдь не физические трудности останавливали королеву. Она прекрасно понимала, что задуманное — возможно. Но сама эта возможность превращала надежду в кровавое, слепящее глаза пламя. Пройти к ней ее друзья могли, только убив тех, кто ее охраняет. Но все в ней протестовав против такой цены — смерти единственных людей, проявлявших жалость и участие к ней в эти долгие дни заключения.