Шибболет (СИ)

- Слушай, чернослив, сюда, - ответил командир. - Я капитан-лейтенант Арашкевич, командир... тебе знать нельзя. Если через десять минут комендант порта не прибудет нас встречать, я радирую на базу, и он сегодня в офицерской столовой пообедает в последний раз. Бегом марш!

И мальчик-чернослив исчез. Полкан прикатил на собственных "жигулях". Воротничок на его красной шее застёгивался кем-то другим. Выя это была, а не шея, ни один галстук не завяжется на ней, кроме пенькового.

- Вы кто такие? - грозовой тучей он завис над нами.

Арашкевич прищурился. Склонил голову к плечу. Посмотрел на полкана.

- Твоя нежданная пенсия, каперанг. Прими пакет.

- Что за пакет? Откуда?

- Нет, мне нравится это "откуда"!

- Если вы не желаете, я верну его в штаб округа. С допиской, так, мол, и так, плевать он хотел на сургучную печать.

- А! - воскликнул просветлённый комендант. - Давно ждём. Давай сюда!

- Те, - поправил его Арашкевич. - Давай - те. А лучше попроще: "Так точно!", - товарищ капитан-лейтенант.

- Так точно, - ел нашего командира глазами радостный капитан первого ранга.

- А почему вы нас давно ждёте? - ехидно поинтересовался Миша.

- У меня свои источники, - врал комендант наобум лазаря.

- Можно я поссу? - спросил я. - Двое суток всё-таки.

- Да, командир, что-то у нас почки заработали, как Паша Ангелина.

- Она плохо кончила, - заметил командир, поддёргивая штаны, - от цирроза.

- Не пугай. Я кончу хорошо и многократно, чего и всем желаю.

Мочились мы теперь каждые четверть часа. Радовались только одному: рыба в акватории вся сдохла до нас.

Через полчаса за нами пришёл автобус. Почему-то туристический "экспресс" с надписью "Сухуми". Каперанг лично пригласил нас "пройти проехать".

- В столовой уже накрывают. В офицерской.

- Белое полусухое, - приказал Миша. - По ноль-семь на двоих.

- А как же! Есть крымский мускат, настоящая Массандра.

- Только полусухое. Аскорбиновую кислоту с глюкозой по упаковке на брата. Фрукты и рыба. Крабы есть?

- Найдём! Найдём!

- Найдите.

- Да мы бы все, отражу и выражу я общее мнение, не отказались бы от шашлычков из барашка, с болгарским каберне и ткемали. С помидоркой.

- И похорон под тихую музыку, - ответил Миша. - Обедаем долго, жуём тщательно, едим немного. Иначе кранты. Матросы, всё поняли?

- Так точно, - разноголосо ответили все.

Мы разлеглись на нарах в казарме и час счастливо лежали. Ничего не хотелось. Болела спина, и ступни гудели, как самовар. Потом пришёл с телефона спецсвязи командир, и мы пошли обедать. Я первый раз в своей жизни ел крабов. И последний. Так себе, признаться.

А потом нас разогнали. Не годились мы. Шутили много не о том.

- Ребята, это всё из-за меня, - извинялся я. - Крышу снесло, психика не выдержала.

- Не гундось, - сказал Новиков. - Может, это и к лучшему. Других пошлют, пусть они как один и мрут в борьбе за это.

Всех разослали по разным частям и даже армиям. Правда, цацку подвесили "За третье августа, засели мы в траншею". Носить на левой ягодице, пританцовывая. Я восьмидесятый Новый год встретил в Герате. В танковом ангаре пили вонючую тутовку, от которой наутро болела голова. И дембельнулся в сентябре, получив два осколка в рёбра от безосколочной, слава Богу, гранаты. Успел подать документы на рабфак филфака. Заявился в деканат с иконостасом в четыре медальки на морпёховой груди. И размер брюк у меня тогда ещё был между сорок четвёртым и сорок шестым. Меня приняли, даже с каким-то испугом. И девки-студентки косили в мою сторону красивыми глазками. И некрасивыми тоже косили.

А клаустрофобия у меня действительно есть, думалось мне под северным сиянием кастрюли. Мне душно в запертой комнате, тревожно в тесных тёмно-зелёных коридорах, неприятно в закрытой от всего остального мира стране. Лес я не люблю. У меня вечно в душе трепещет стрекозиными крылышками страх. Даже в Эйлате он не исчез полностью.

Без пяти пять утра Илья открыл глаза. Снова не выспался, молча проворчал он и отключил будильник на телефоне. Полежал, соображая, как бы тихо приготовить завтрак, но ровно в пять часов кастрюля со звоном упала с полки, погасив свои сполохи. Наташа проснулась. Начались сборы.

Долетела она без приключений; правильно добралась до вокзала в Тель-Авиве, вовремя доехала до аэропорта. Неудивительно, девушка сразу произвела впечатление крепко стоящего на ногах человека. А Илья, проводив её на автобус, неделю резал мясо, разделывал кур, взвешивал печень и желудки.

Женя с ребятами нигде не встречалась, хотя он тайно для себя хотел их увидеть на море или на лужайках парков. Тревожная тоска поселилась в душе. И кастрюля по ночам тихо отсвечивала, порождая какие-то отрывочные сны или вообще не рождая ничего.

18

Ищи меня сегодня среди морских дорог

За островами, за большой водою.

За синим перекрёстком двенадцати ветров,

За самой ненаглядною зарёю.

Юрий Визбор.

Люба: Послушайте, ну, что нового он вам может рассказать? Прошло почти двадцать лет. Расследование давно закончено. Дело закрыто. Как ещё свидетельские показания?

Женщина на столе тщательно разделывает курицу, разрезая её аккуратно по суставам.