Не обращая внимания на вопрос, она продолжила:
– Вы не запомнили его машину? Может быть, номер?
Мейбл снова стряхнула пепел:
– Это был белый седан. На вид дорогой. Но номер не помню.
Когда Персис вернулась домой, ее отец, растянувшись на диване в гостиной, храпел так громко, что разбудил бы и мертвого. Свернувшийся клубком на крышке пианино Акбар зашевелился во сне, когда она вошла в комнату. Персис села на диван рядом с Сэмом, наблюдая, как его грудь ритмично поднимается и опускается. Иногда ритм дыхания нарушался, и Сэм издавал резкий сдавленный звук, будто в горле у него застрял какой-то зверек.
После смерти ее матери он никогда не уходил спать раньше Персис.
Первые годы после смерти Саназ сбивали Персис с толку. Она всегда была одиночкой и привыкла делиться сокровенными мыслями только с матерью. С отцом она никогда не была близка. Он выводил ее из себя, все время ее испытывал, и с ним просто невозможно было нормально спорить. Он был неисправим. И все-таки Персис не представляла себе жизнь без него.
Надо будет спросить доктора Азиза о здоровье отца. Сам он никогда не скажет ей правду. Наверное, даже если бы он лежал на Башне Молчания и грифы клевали бы ему печень, он бы все равно утверждал, что здоров как бык.
Персис решила не нарушать его сон.
Она наклонилась, поцеловала отца в лоб, поднялась в свою комнату и приняла душ. Когда она, завернувшись в полотенце, вышла в спальню и стала вытираться, ее взгляд упал на пакет тети Нусси – он все так же стоял на кресле. Персис достала из него черное шелковое неглиже. У нее никогда еще не было таких роскошных вещей.
Она отложила полотенце, надела неглиже и подошла к зеркалу.
Увидев свое отражение, Персис вздрогнула.
На нее смотрела незнакомка – высокая, смуглая, практически обнаженная. Загадочная и опасная. Похожие фотографии печатали в журналах, которые ее отец заказывал для самых разборчивых покупателей. Не хватало только надутых губ.
Персис так привыкла видеть себя в полицейской форме, что без нее будто переставала существовать.
Она вспомнила Арабеллу из клуба Франсин Крамер. Сексуальность Арабеллы была естественной, она знала, как устроены мужчины и как просто их контролировать, если понимать, за какие ниточки дергать.
Персис никогда этого не умела.
Раз уж на то пошло, она всегда дергала
Воспоминание о той единственной ночи яркой вспышкой сверкнуло у нее в голове.
Они были вдвоем у него в квартире, ели ужин, который он сам приготовил. Он открыл бутылку изумительного «Шато Марго» 1928 года. Они говорили о литературе – это была их любимая тема. Когда они обсуждали романтическую поэзию Байрона, он вдруг наклонился к ней и поцеловал. И этого оказалось достаточно.
Персис до сих пор не могла поверить, что сдалась так просто.
Через несколько часов, уже лежа в своей кровати, она провела рукой по подушке и представила, каково это – быть с ним рядом каждую ночь. Как с партнером, другом, любовником… Любовник. Простое слово словно пронзило ее электрическим током.
А потом… потом он ее предал. Она до сих пор не могла этого осознать. От одного воспоминания в груди поднимались праведный гнев и жгучее негодование, ничуть не ослабевшие за все прошедшее время.
Персис принялась яростно расчесывать волосы.
Вдруг в ее размышления закралась еще одна незваная мысль. Что бы сказал Арчи Блэкфинч, если бы увидел ее сейчас? А что бы сделал?
Персис поняла, что за ней наблюдает Акбар.
Идиотка.
Она надела пижаму, снова спустилась в гостиную и налила себе виски. Отец все так же храпел.
Оглядев комнату, Персис заметила на журнальном столике сверток. На нем почерком Бирлы было написано:
Персис развернула обертку, взяла книгу, вернулась в спальню и села на кровать, положив на колени перевод великого творения Данте.
Давно пора было прочитать текст, вокруг которого крутилась вся эта история.
Это был перевод Джефферсона Батлера Флетчера, напечатанный издательством «Макмиллан» в Нью-Йорке. В книге были все три части поэмы – «Ад», «Чистилище» и «Рай» – с предисловием и комментариями. Текст сопровождался репродукциями иллюстраций мастера итальянского Возрождения Сандро Боттичелли, созданными им для знаменитого издания 1485 года по заказу Лоренцо Медичи, члена прославленного дома Медичи.
Персис быстро пролистала введение, в котором Флетчер писал о важности и значении работы Данте.