Данте Алигьери родился в 1265 году во Флоренции, части Флорентийской республики – современной Италии, – во времена яростной политической вражды, в первую очередь между папой Римским и императором Священной Римской империи. Данте с детства любил поэзию, и это повлияло на его собственные стихи, наполненные метафорами, символизмом и двойными смыслами. В юности он влюбился в девушку по имени Беатриче Портинари, эта любовь навсегда осталась безответной. Со временем Данте женился на другой, но не перестал боготворить Беатриче. Когда та безвременно умерла, ее призрак неотступно его преследовал – поэт выражал свою любовь в стихах и даже отвел возлюбленной важную роль в своем главном творении.
В зрелом возрасте Данте затянули политические интриги, и он был вынужден покинуть родную Флоренцию. В изгнании он задумал и начал «Божественную комедию», а закончил ее в 1320 году, за год до смерти.
Персис открыла начало «Ада» и внимательно прочла первые строки – те самые, что оставил Хили:
Она стала читать первую песнь дальше, делая по ходу заметки.
Через пятнадцать минут Персис уже отчетливо представляла себе ее содержание: потерявшись в лесу, Данте встречает призрак Вергилия, и тот предлагает ему отправиться на Небеса через Ад и Чистилище.
Она отложила книгу.
Почему Хили хотел привлечь внимание именно к этим строчкам?
Она упускала что-то важное, что-то, что могло привести ее к манускрипту, но что именно? В отличие от предыдущих подсказок Хили здесь не было никакой загадки – или, по крайней мере, ей не удавалось ее найти.
Персис читала еще около получаса, потом разочарованно отложила книгу в сторону. У нее слипались глаза. Свернувшийся рядом Акбар уже давно спал.
Она погасила свет и погрузилась в глубокое забытье. Ей снились волчицы, декламирующие стихи, и призраки, говорящие одними загадками.
19
– Трупное окоченение.
Радж Бхуми смотрел на Персис поверх тела Джона Хили, растянувшегося на столе.
Персис, стараясь подавить раздражение, ждала, пока он объяснит, что имеет в виду. Почему нельзя просто сразу сказать? За ее спиной зевнул Бирла – звучно, как павиан.
Они пришли ровно к восьми. Даже в такое время в колледже было людно – в суете нового дня по коридорам носились преподаватели и студенты. Стоя в халате над телом Хили, Персис вспомнила прошлую ночь и вдруг поразилась тому, какая у нее мрачная жизнь. Смерть, убийства, человеческое коварство. Тетя Нусси могла бы долго разговаривать на эту тему, доказывая, что полицейский инспектор – неподходящая должность для женщины.
– Я бы сказал, – снова заговорил Бхуми, – что он умер больше чем сорок восемь часов назад. Трупное окоченение уже успело пройти. – Он взял руку Хили и помахал ей Персис. – Видите, гнется. – Он ухмыльнулся, но Персис не улыбнулась в ответ, и его ухмылка тут же пропала. – Тело постепенно раздувается, из носа начинает вытекать кровавая пена. Я бы сказал, что он мертв уже три-четыре дня.
Бхуми снял с жертвы одежду, разложил ее по пакетам и стал внимательно изучать тело дюйм за дюймом.
– Мм… смотрите-ка. – Он поднял голову от бедра Хили. – Инспектор, подойдите поближе.
Бхуми чуть отошел в сторону и указал на внутреннюю часть правого бедра жертвы. Персис наклонилась, не обращая внимания на бросающийся в глаза член Хили в окружении гнезда лобковых волос. Резкое освещение будто смыло с тела все краски, оставив только личиночную бледность. Персис сразу поняла, на что обратил внимание Бхуми.
На коже в столбик было нацарапано несколько слов, а под ними – несколько рядов чисел.
– Татуировка?
– Не думаю.
Бхуми жестом подозвал ассистента с камерой, чтобы тот сделал снимок, а сам переписал загадочную надпись в блокнот. Потом он подошел к столу с инструментами, взял какую-то бутылку, налил немного жидкости в миску, окунул в нее палец, не снимая перчаток, и снова вернулся к телу. Он поскреб кончиком пальца по надписи и показал руку Персис. На белой перчатке красовалось пятно.
– Это не татуировка. Самые обычные чернила. Он сам это написал, и к тому же довольно недавно.
– Откуда вы знаете? – спросил Бирла.
– Потому что все это смылось бы при первом походе в душ. Так что либо ему нравилось пахнуть как помойная яма, либо он написал это прямо перед смертью.
– Зачем?
Губы Бхуми искривились в ухмылке.
– А вот здесь заканчивается моя работа и начинается ваша.
Он завершил внешний осмотр и перешел к вскрытию. Разрезая тело, Бхуми напевал себе под нос какую-то песенку, и Персис подумала, что он получает слишком большое удовольствие от своей работы.
– Если вам интересно, инспектор, – произнес Бхуми, достав сердце Хили и положив его на весы, – сегодня вечером я веду одну юную даму в театр Притхви на постановку «Гамлета». Ну, точнее, я веду всю ее семью, их там четырнадцать. Девушке из хорошего рода полагается достойное сопровождение, как вы считаете?