Shift (original ver.) (СИ)

Зарывшись пальцами в его волосы, я, словно с цепи сорвавшись, целовала так, словно от этого зависела моя жизнь, а Купряшин, надо отметить, был очень заинтересован в моем спасении и активно принимал в нем участие, заставляя меня задыхаться от умелой пляски его языка — я даже не знала, что такое можно вытворять при обычном поцелуе. Хотя как можно назвать этот поцелуй обычным? Пусть мне не с чем сравнить, но это прекрасное сумасшествие не может быть чем-то обычным, никак не может. Его руки, эти сильные руки обхватили меня за талию и прижали к себе с такой силой, что я почти задохнулась от жара этого желанного крепкого тела. Сидя на коленях Купряшина, обхватив его ноги своими с обеих сторон, я чувствую его возбуждение через ткань брюк — это пугает меня с той же силой, что и будоражит, возбуждает, окончательно сводит с ума. Его рука пробралась под мою кофту и коснулась кожи на спине, а я от неожиданности и восторга от этого прикосновения выгнулась всем телом, разорвав наш поцелуй, чем тут же воспользовался профессор, приникнув своими губами к коже на моей открывшейся ему шее. Хотела вскрикнуть, но звук застрял у меня в горле, когда Купряшин, зацепив намеренно зубами кожу на шее и спустившись вниз, языком прошелся по моим ключицам. Если я не умерла до этого момента, то теперь точно умру, никаких сомнений! Или дальше будет только хуже? Я не представляю, что же происходит со мной и почему я не могу прекратить это и отказаться от этих сладких пыток. Боже, что же я творю, что же он творит, что мы творим-то оба? Но невозможно остановиться, невозможно разорвать эти прикосновения. Нажав какую-то кнопку, мой преподаватель — не только какой-то там теории, но и вполне себе важной практики — опустил свое сидение почти в горизонтальное положение, и я задрожала. То ли от страха, то ли от ночной прохлады контрастирующей с горячими прикосновениями на моей обнажаемой коже — неужели я готова взять и так и поступить? В машине? С не знакомым мне человеком? Возле собственного дома, в конце-то концов?! Кажется, готова…

Мои руки через тонкую ткань рубашки безнаказанно изучают тело, которое всё это время занимало мои мысли, прекрасное тело, восхитительное, сводящее с ума. Как же хочется прикоснуться к нему без препятствий в виде одежды, которая заставляет страдать меня, разделяя меня с желаемым. Мои пальцы дрожат, но я решительно настроена победить и залезть-таки под одежду своего преподавателя, справившись с каждой пуговицей на его чертовой рубашке, даже не отвлекаясь на его поцелуи, его прикосновения, нет… совсем не отвлекаясь на них… Низ живота скрутило в тугой узел и, кажется, еще чуть-чуть, и я просто взорвусь на тысячи мелких осколков от тех ощущений, в которые я погружена. Эти пуговицы — что за черт! — совершенно не поддаются, в фильмах у героев всё так просто выходит всегда, а у меня не получается. Нужно больше практики? Я буду много практиковаться, я буду прилежной ученицей, честное слово. Но сейчас я злюсь, так злюсь, что не сразу заметила, как, вцепившись пальцами через ткань в кожу Купряшина, я зарычала от досады. Жажда, сейчас я поняла, что это жажда, мне хотелось насытиться прикосновениями, хотелось погрузиться целиком в обладание этим великолепным мужчиной, лежащим подо мной, но почему-то даже в таком положении подчиняющем меня себе. Его крепкие руки перехватили меня посильнее и просто вжали в себя, губы жадно впились в мои, совсем забывшие о своем желании и слишком долго остававшиеся без дела. Я сжата так крепко, что не могу даже пошевелиться, лишь принимать ласку — то ли убивающую меня, то ли успокаивающую, я уже не понимаю, что именно чувствую на самом деле и жива ли еще. Одно я знаю точно — я сошла с ума, я сошла с ума в этих объятиях.

— Миронова, — он, прерывая поцелуй на недолгие мгновения, словно сам не хотел отрываться даже ненадолго, позвал меня.

— М-м? — Разве можно отвлечься сейчас на какие-то слова?

— Кажется, нам надо сейчас поговорить, — Купряшин, одной рукой обвив мою талию, а второй зарывшись в мои волосы, притянул меня ближе и с новой силой впился в мои губы. Неужели он сам не понимает, что не до разговоров?

— Сейчас? Правда? — Какой же глупый мужчина мне попался, а ведь казался таким умным, а еще профессор называется.

— Миронова, — снова поцелуй, мой ему, его мне, неважно, кто кого сейчас перебивает, — я серьезно.

— Я тоже, — я кивнула для убедительности и снова завладела его губами, — более чем.