Торопливо расстегнув тент, я выглянула — рассвет только-только загорался, точнее даже не загорался, а так — едва наметился контурно. У моей палатки стоял Игнат, наш проводник и охотник, из коренных местных жителей, и с невозмутимым видом смотрел на меня.
— Пошли. Долго спишь.
— Так время какое — пяти еще даже нет, — я поёжилась от предрассветной сырости, мельком скользнув взглядом по циферблату (спасибо ребятам, починили часики) и, не сдержавшись, зевнула.
— Пошли, — дёрнул головой Игнат.
— Дай хоть оденусь, — проворчала я, задёргивая полог.
Торопливо натянула на себя одежду и выскочила наружу. Ёжась от предутренней сырости, побежала умываться, но была остановлена Игнатом:
— Потом. Пошли.
— Ну дай хоть в туалет сбегать, — возмутилась я.
Через пару минут я предстала перед Игнатом.
— Долго, — осуждающе покачал он головой, взглянув на небо. — Куртку надень. Далеко пойдём.
— У меня нет куртки, — ответила я (Аннушку будить так рано из-за куртки не хотелось).
— Есть. Тебе
— Кто?
— Большого Лося сильный человек, — задумчиво пожевав губами, с трудом перевёл Игнат.
— А-а-а! — обрадовалась я, — ты того охотника имеешь в виду?
Игнат кивнул. Он был неуловимо похож на него — тоже невысокого роста, с бронзовой обветренной кожей. Лицо такое же — словно высечено из камня, острый, как скальпель, взгляд бледно-стальных глаз. Но это на первый взгляд, а если присмотреться, то Игнат был какой-то помягче, что ли, попроще, чем мой таёжный спаситель.
Я сбегала во вторую хозку (была у нас еще такая маленькая платка, где хранили «грязное» оборудование (лопаты, ломы, кирки и т. д.), резиновые сапоги, и запас солярки, и забрала свой «охотничий» костюм.
Напяливая на себя куртку и сапоги доброго охотника, я порадовалась, что не позволила Аннушке их выбросить. Сапоги были мягкими и удобными. Самое удивительное — они почти не промокали.
Когда я предстала перед Игнатом в полном облачении, небо уже порозовело довольно сильно. Он взглянул на меня мельком, одобрительно кивнул и, надев рюкзак, широко зашагал по просеке промеж лысоватых ободранных лиственниц и вытянувшихся к небу ёлок. Я поспевала за ним с трудом. Так мы прошли по тайге примерно около часа, было сыровато, зябко, но я всё равно взмокла в своей теплой куртке. Игнат как-то так находил дорогу, что не пришлось ни разу продираться сквозь тальник или пробиваться через буреломы. Но всё равно идти было трудно.
Когда мы, наконец, дошли до озера, от меня, казалось, валил пар.
— Фух, — попыталась отдышаться я, и торопливо стянула куртку через голову, путаясь в завязках.
— Не надо, — неодобрительно покачал головой Игнат, но мне было жарко, и я хотела хоть немного остыть. Как раз подул легкий ветерок и стало вообще отлично.
Тем временем Игнат достал из рюкзака сеть, дал мне один конец держать, а сам, отойдя на сто метров, полез на высокий кедр. Затем слез с кедра и полез на соседнюю ель, затем — на другое дерево. В общем, таким образом он закрепил сеть на границе озера у верхушек нескольких деревьев, перегородив таким образом довольно большое пространство.
— Достань
Я растерялась:
— А что это?
— Ну… это… этот… маленький… это… — рассердился Игнат, но я всё равно не поняла.
— Что? Не понимаю!
Укоризненно вздохнув, Игнат слез с дерева и вытащил из рюкзака две деревянные игрушки, похожие на уток.
Это были охотничьи деревянные самодельные манки на длинных верёвочках.
Игнат забросил их подальше к центру озера, и они весело закачались на слабой водяной ряби. Затем Игнат достал похожую на приплюснутую трубочку хрень и подул в нее. Раздался похожий на кряканье резкий звук. И еще. И ещё.
Внезапно сверху зашумело, залопотало и небольшая стая уток, примерно с десяток, налетела на озеро, Игнат крякнул еще раз и, когда утки сели, одним неуловимым движением дёрнул за веревку — сеть упала с высоты деревьев и разом накрыла всю стаю. Игнат подскочил к озеру и начал тянуть за верёвку:
— На! — он быстро впихнул мне непослушный дёргающийся конец, а сам схватил большую увесистую палку. Этой палкой он принялся бить и глушить запутавшихся в сетях уток. Я аж взмокла, пытаясь удержать верёвку. Но удержала.
В результате совместных усилий, на берег были вытащены четырнадцать крупных уток.
Игнат показал мне, как снимать шкуру вместе с перьями, а сам принялся потрошить. Мы споро поработали почти часа два. Наконец, последняя утка была разделана и улеглась на влажный сфагнум в ряд к остальным сёстрам. Игнат занялся сетью, а я решила отмыть руки от крови и хоть немного умыться.