Шикша

Заподозрив неладное, я подняла взгляд на Кольку и по его довольному виду поняла, что он шутит. И даже когда он не выдержал и довольно расхохотался, глядя на моё ошеломлённое лицо, я всё никак не могла прийти в себя. У меня было такое потрясение, что я просто места себе не могла найти. Меня затрясло.

— Так. Сиди тут, — вдруг велел Колька, резко прекратив веселиться, и вышел из камералки.

Я сидела и накручивала себя. Представила, как эти отвратительные личинки уже живут в моих глазах, как я постепенно слепну, как начинаю с кем-то разговаривать, а они вываливаются у меня изо рта и мерзко копошатся.

Не знаю, до чего бы я себя докрутила, но, к счастью, Колька вернулся через пару минут, сделал мне укол и дал подышать какой-то вонючей гадостью, типа ингаляции, только очень противной. Было тошнотворно, но я дышала и дышала, так на меня подействовала картина, как эти ужасные личинки вываливаются у меня изо рта.

— Да хватит уже бухтеть, — буркнул Колька и отобрал у меня ингалятор.

— Ну дай ещё немножечко, — пролепетала я, пытаясь отобрать ингалятор назад, — давай закрепим эффект?

— Я тебе сейчас так закреплю, что мало не покажется, — вздохнул Колька сердито. — Пойми ты, мне не жалко. Вот я сейчас еще дам, а потом что, буду откачивать тебя от передозировки?

— Ну, пожалуйста, — заныла я, но Колька меня не слушал:

— Странно, обычно оводы на людей так сильно не нападают. Чем ты его соблазнила, а, Горелова?

— Куртку сняла и к озеру полезла, — предположила я.

— Ох, Горелова, Горелова, — вздохнул Колька, — у тебя полностью отсутствует инстинкт самосохранения, я смотрю. То мозги последние выбила, что личинок нахваталась. Боюсь даже подумать, чем ты захочешь меня удивить завтра…

— А что, кошек больше в лагере нету, так ты на людей переключилась, Горелова? — хохотнула Нина Васильевна, войдя в камералку. — Чем это вы тут занимаетесь?

— Нина Васильевна, уж вас это явно не касается, — едким тоном ответил ей Колька, сложил инструменты обратно в коробочку и демонстративно отвернулся, занявшись опять нарезанием марли.

— А с каких это пор фельдшер и лаборант решают, что касается специалистов, а что нет? Неужели, товарищи, у вас высшее образование появилось, и вы теперь мыслить умеете? — парировала Нина Васильевна с подковыркой. Настроение у неё было приподнятым.

Что ответил Колька, я уже не слышала, так как выскочила наружу. Я вспомнила, что с перепугу не поблагодарила Игната. Даже думать не хочется, что было бы, если бы он меня не заставил дуть табак из папирос. Теперь понятно, почему тот охотник не забрал у меня всю пачку, хоть ему и хотелось.

Я оббегала весь лагерь, но Игната уже не было.

— Дак он уток отдал мне, взял паёк и ушел. Даже щи ждать не стал. Завтра утром должен вернуться. — Сказала Аннушка, помешивая наваристые щи, — ещё минут десять и будет готово. Ты от рассвета на ногах и даже не завтракала, так что я тебе наложу, не дожидаясь остальных.

— Да почему… — начала я, но Аннушка меня перебила:

— Я сказала, поешь через десять минут, — отрезала она нелюбезным тоном. — Марш руки мыть. И сними уже с себя эту страхолюдину вонючую. Всю столовку мне сейчас своими вшами загадишь!

— Но Колька сказал, что в этой одежде нет вшей, — возразила я обиженно. Что-то сегодня Аннушка явно настроена ко мне недружелюбно. Но я не стала обострять отношения.

— Мало ли что сказал Колька! — рявкнула Аннушка и замахнулась на меня черпаком, — Марш я сказала! И чтобы как штык была тут через десять минут!

Причина такого поведения Аннушки стала ясна, когда я, умывшись, возвращалась от бани: мне повстречались наши мужики, которые как раз вернулись из короткой разведки.

— Что Горелова, кого сегодня повесила? — заржал Генка и остальные загоготали тоже.

— Что? — не поняла я и аж остановилась от неожиданности.

— Да нет, сегодня по графику поджигание палаток! — хохотнул Валерка, а я почувствовала, как кровь бросилась к моему лицу.

Наверное, всё совпало — и вчерашнее происшествие, и сегодняшний ранний подъем, тяжелый путь через тайгу, ужас от личинок, дикая многодневная усталость, — в общем от накатившей злости у меня аж в глазах потемнело и зашумело в ушах:

— Слушай, ты! — рявкнула я, — Рот свой поганый закрой! А то сейчас пойду и пожалуюсь Ивану Карловичу!

Стало тихо.

— Что? Пожалуешься, говоришь? Во-о-от значит, как. Так ты давай, иди пожалуйся, Горелова! — процедил Генка презрительно, — Доносчица!

— Пусть я лучше буду доносчицей, а травить меня всем коллективом не позволю! — злобно отрезала я, — впятером на одну накинулись! Чудо-богатыри! Орлы, блядь!

Я распалялась всё больше и больше, так они меня достали.

И тут от начальственного вагончика из-за двери показалась голова Дона Педро:

— Горелова! — крикнул он, — А зайди-ка сюда. Тебя Иван Карлович вызывает.

Я круто развернулась и пошла к вагончику, чувствуя на себе полные ненависти и презрения взгляды мужиков.