Шёпот стрекоз (сборник)

И в это время, словно молния полыхнула в столовой, он услышал пронзительный женский крик. Это Лаура таскала за волосы Диану. И, что интересно, вопила не Диана, а сама Лаура, видимо, получая огромное удовольствие от своих инквизиторских действий. Он крутанул кресло и покатил к дерущимся. Хотя их и нельзя было назвать дерущимися. Диана почти не сопротивлялась. На её белом, качающимся из стороны в сторону, лице был написан ужас, и она не понимала, как из него выбраться. Он уже был близко и со всего маху наехал на Лауру и сбил её с ног. Она вскочила, бросилась на него дикой кошкой. И если бы в ту же минуту не появились санитары, исполосовала бы ему ногтями всё лицо. Они подхватили разъярённую женщину под руки и повели к выходу.

– Она отбила у меня мужика, сучка! Я с тобой ещё разделаюсь, гадюка! Проститутка недоделанная! И мужик попался дрянной! Нападать на женщину, сволочь! – кричала Лаура с багровым лицом и изо всех сил сопротивлялась, так что санитарам пришлось буквально волочить её по полу.

Он заметил, что режим лечебницы не отличался особой дисциплинарной строгостью. И руководство, и медперсонал были лояльны к проявлению некоторого рода вольностей в поведении своих подопечных, щадя их самолюбие и в то же время оберегая от нервных перегрузок. И лишний раз не маячили у них перед глазами, наблюдали за ними скрытно, обеспечивая таким образом видимость свободы. (Но наши люди, привыкшие к тому, что в течение жизни их повсюду гнобят и опекают на всех уровнях и по всякому ничтожному поводу, и потому всегда готовые к оборонительной позиции, терялись от этого, вероятно, понимая подобную заботу, как знак беды по отношению к собственному здоровью, и их охватывала анемия безысходности, воля к жизни приглушалась, и её подменяла безотчетная покорность судьбе, что он, не лишённый наблюдательности, классифицировал как стёртость). Однако, когда ситуация наподобие вышеописанной выходила из-под контроля, администрация во имя спокойствия других жёстко, но и без лишнего шума, пресекала нежелательные вспышки своеволия.

Дверь захлопнулась, крики постепенно умолкли, и Диана с рыданиями упала к нему на колени. А он стал утешать её, как маленькую, гладил по голове и говорил:

– Ну, всё, всё. Её больше нет. Теперь в столовую и на прогулку только со мной. Договорились?

Она дрожала, плакала и молча кивала. И на какое-то мгновение ему показалось, что это его жена Аня, которая когда-то нечаянно повредила руку ножом и думала, никогда уже не сможет играть на фортепьяно, и так по-детски отчаянно рыдала, уткнувшись ему в грудь, а он гладил её по голове и утешал, мол, всё образуется, рана невелика, связка не повреждена. И он прижал голову Дианы к себе с такой нежностью, что она вдруг бросилась целовать ему руки. Он опомнился, отдернул их.

– Это ещё что!

Она сразу откинулась. И лицо её мокрое от слёз исказил страшный испуг. Он даже пожалел о своей резкости, снова притянул к себе её голову и продолжал гладить, приговаривая:

– Ладно, ладно… руки целуют священнику или… любимому.

И она теперь сама прижималась к нему и шептала:

– Спасибо, Миша! Я так… так вам благодарна… вы мне теперь, как священник и как любимый, вы единственный мой защитник. Спасибо вам!

И все находящиеся в это время в столовой и наблюдавшие за происходящим, вдруг разом зааплодировали. Аплодировали механически, только руками, а лица по-прежнему были полустёрты, словно поступил другой приказ: «обращать внимание, оглядываться и даже аплодировать нужно в обязательном порядке, но никаких чувств при этом ни в коем случае не изъявлять, аплодировать молча и бесстрастно!» Значит, они всё видели и всё слышали, и только делали вид, что глухи и немы. Просто полустёртость вошла в привычку.

А ещё через неделю он и Диана гуляли только вместе. Когда у него уставали руки, она его катала. Двор был большой четырёхугольный, с круглым гранитным фонтаном посредине. По его периметру пролегала дорожка, усыпанная мелкими дымчатыми камушками, похожими на обугленные и тщательно укатанные орешки. И коляска катилась по ним с хрустящим шорохом. Такие же дорожки пролегали от углов к центру двора, к фонтану, который опоясывала дорожка пошире. Пациенты, как правило, на прогулке ходили вокруг фонтана, по одному или парами, как цирковые лошади на арене, и заворожённо смотрели на бьющую вверх струю воды, исходившую из отверстия в голове чугунного кита, установленного посреди фонтана. Два трёхэтажных корпуса располагались по двум длинным сторонам территории лечебницы. По одну короткую – административное здание в два этажа. По другую короткую – часовня с въездными воротами. И потому все пациенты, находящиеся на прогулке, постоянно были под перекрёстным наблюдением дежурных медсестёр. Он и Диана катались по периметру. У часовни Диана обычно останавливалась, крестилась, и три раза в день – после завтрака, обеда и ужина – заходила внутрь, и он ждал её.

– Замаливаете грехи? – спросил он как-то с улыбкой.