– Или Дина, если хотите, – поспешно добавила она. – Некоторым почему-то трудно выговаривать «а» в серёдке. Люди и в этом слишком экономны.
– Я тоже не расточителен, но мне не трудно. И всё же предпочту адаптированный вариант, – он улыбнулся. – Звучит больше по-русски. Не возражаете?
– Я же сама предложила.
– А я Михаил Иваныч. Или Михаил. На ваше усмотрение. Вы что-то хотели у меня узнать?
– Нет, ничего. Просто поговорить.
– Хорошо, давайте просто поговорим, Дина. Я, честно говоря, не расположен сегодня общаться с кем-либо. Но раз так… Я тоже здесь иногда скучаю.
– Зато вас навещают.
– А вас?
Она помедлила с ответом, даже приостановилась. Он тоже притормозил.
– Меня некому навещать, Михаил. Мама умерла… давно умерла. Папы я не знала. Мужа нет. Детей тоже. И я не скучаю. У меня другое. Люди замкнуты. Думают только о своих проблемах. Или вообще ни о чём не думают. Живут, как трава. Таких большинство. По крайней мере, здесь, в лечебнице. Особенно это заметно, когда они едят. Они похожи в это время на животных у кормушки. Не думают ни о чём, кроме того, что у них под носом. И говорят только о брошенном в их тарелку корме. Только что не мычат и не хрюкают. Поэтому в столовой я стараюсь ни на кого не смотреть. Чтобы не уподобляться. К сожалению, здесь не с кем поговорить по душам.
– А со мной, полагаете, можно?
– Я за вами наблюдаю с тех пор, как вы сюда прибыли.
– Вот как? Любопытно. И в столовой?
Она улыбнулась одними губами. Выражение глаз при этом оставалось неизменно безучастным, покрытым многослойной ряской тоски.
– И в столовой.
Ему вдруг захотелось каким-то образом её расшевелить, вывести из состояния полустёртости.
– С какой целью? – спросил он нарочито весело.
Не получилось. Даже не моргнула. Ответила таким же ровным тоном, словно отключённая каким-то немыслимым способом от какого бы то ни было проявления чувств.
– Без цели. Просто надо каким-то образом занять своё внимание. Иначе с ума сойдёшь. И я выбрала вас. Вы мне сразу понравились.
– Чем же?
– Вы сильный человек. И, наверное, надёжный.
– Не думаю.
– В этом и есть ваша сила. Вы не самоуверенны. Вы самокритичны. И в то же время упрямы. В хорошем смысле. Добиваетесь своего.
– Как вы можете судить… Вы же ничего обо мне не знаете.
– По глазам. У вас осмысленные глаза. И хорошее лицо. Вы мужчина, о котором должна мечтать любая женщина.
Он невольно приосанился. Нет, по речи её полустёртой не назовёшь.
– Лестная характеристика. Но я её не заслужил, поверьте.
– Ваши слова только подтверждают мою правоту.
Он вдруг стал вилять на дорожке, хотя до этого катился прямо. Она его задела чем-то, смутила.
– А как я ем? – от неловкости он перекинулся на юмор.
Она опять растянула губы.
– Как человек.
– Вы давно здесь?
– Три месяца.
– И что вас сюда привело, если не секрет?
– Ну, какой может быть секрет. Глубокий невроз. И как следствие сильное нервное истощение. У меня пропал сон, аппетит. И, что самое страшное, воля к жизни. Я резала себе вены и горстями глотала снотворное. Обычные действия для человека попавшего в жизненный тупик.
Он остановил коляску.
– А теперь выправились?
– Не совсем. Есть заставляют, а сплю по-прежнему плохо.
– О причинах не спрашиваю. Не в моих правилах лезть в чужую жизнь.
– Причина – душевный кризис.
Он повернулся к ней. Диана обратила лицо к небу, сказала, как бы между прочим:
– И в ваших глазах живёт боль. И это сближает нас.
– Вы так думаете?
Диана сделала шаг в сторону, затем повернулась к нему, зябко обхватив себя за локти.
– Пожалуй, хватит на сегодня, я устала. Прошу прощения за беспокойство. Надеюсь, эта наша беседа не последняя.
Она попрощалась скупым наклоном корпуса и, также держась за локти и понурив голову, направилась в сторону часовни. Перед часовней перекрестилась, зашла внутрь. Верующая.