Шёпот тёмного прошлого

— Потому что… — король приостановился. — Знаешь, Кантор, это вопрос не для обсуждения посреди коридора, давай-ка посидим у меня в кабинете, и я тебе кое-что покажу и расскажу. Возможно, у тебя тоже появятся соображения по этому поводу, если тебе не откажет память. Заодно угощу тебя хорошим коньяком, чтобы ты хоть немного расслабился после неприятной беседы с доктором Кинг. А то тебя прямо колотит. Не дело это, дорогой товарищ, раньше ты не был таким нервным. Может, тебе стоит проконсультироваться с какими-нибудь целителями, трав успокоительных попить или еще что-то в этом роде?

Кантор до боли прикусил зубами язык, чтобы не ляпнуть вслух чего-нибудь неподобающего. Начал врать, так держись до конца, теперь уже неуместно объяснять его величеству, что зол он именно на него и как раз меньше всего хотел бы его видеть и тем более с ним общаться. Король, похоже, поверил, что виной всему зловредная Стелла, и намеревается облегчить его душевные страдания. Не скажешь же теперь, что лучше всего товарища Кантора утешило бы, если б его величество пошел в определенное место со своими задушевными беседами и со своим коньяком, пусть он им подавится, зараза!

— Не обижайся, это всего лишь совет. Пойдем, телепортист ждет меня в холле…

Король бесцеремонно схватил Кантора за плечо своей мосластой лапой, развернув в указанном направлении и не оставив времени на отступательные маневры.

— Смотри на жизнь философски и не расстраивайся из-за мелочей.

«Да уж, — подумал Кантор. — Философски… Ну откуда ты взялся на мою задницу, а? Шел себе тихо, никого не трогал — хотя мог бы! — и тут тебя принесло. Будто и так мало неприятностей…»

Королевская гостиная была уже почти завершена, оставалось только пол промыть и занавески повесить, а мебель уже… ой, мама дорогая! Это еще что такое?

— Нравится? — хитро поинтересовался король, переводя взгляд с обалдевшего Кантора на зеленую кляксу и обратно.

— А что это?

— Столик. Подарок угадай от кого?

— От Жака?

— Нет. От твоего любимого ученика, — засмеялся король. — Однако ты так и не ответил на мой вопрос, а мне чрезвычайно интересно твое мнение.

— Я бы себе такой хотел, — определился в своих противоречивых впечатлениях Кантор. — Но в вашей гостиной такому предмету не место.

— Хитрый какой! Может, я себе тоже такой хотел. А уж если я хочу, то поставлю где пожелаю, и чихать мне, место ему там или не место. Король я или хрен собачий?

— Конечно, раз вопрос стоит таким образом… Только зачем тогда было спрашивать?

— Просто, чтобы проверить твою реакцию. Я знал, что тебе понравится. Пойдем.

Кабинет его величества, как он и просил, стихийное бедствие в виде ремонта обошло стороной. Тот же монументальный стол, обитый черной кожей диван, узкие высокие шкафы и тяжеленный сейф, по совместительству — бар. А огромное глубокое кресло, которое король собственноручно подвинул для однорукого и хромого гостя, показалось Кантору необычайно уютным. Во всяком случае, опустившись в него и убедившись, что высокая спинка достаточно мягкая для его пострадавшей спины, он немного успокоился и смог наконец посмотреть на жизнь философски, хотя ощущение надвигающегося подвоха не отступало ни на минуту. Насколько мистралиец успел изучить его занудное величество, от него в любой момент можно было ожидать какого-нибудь парадоксального вопроса, на первый взгляд совершенно бессмысленного и с темой разговора не связанного, а на самом деле очень важного и с дальним прицелом. В основном из-за этой чрезмерной дальности трудно было уловить, зачем его величеству понадобилось знать то или другое…

Как всегда, Кантор оказался прав в своих нехороших предчувствиях и убедился в этом тот же час, когда на стол перед ним, одновременно с традиционным серебряным стаканчиком, лег листок тонкой рисовой бумаги с не очень понятным рисунком. Неизвестный хинский художник безукоризненно ровными линиями, словно он их не кистью мазал, а чертил по линейке, изобразил два продолговатых цилиндрических предмета с непонятными знаками. Поверх рисунка виднелись корявые исправления, сделанные, по всей видимости, личным карандашом его величества, причем второпях и на весу, в лучшем случае — на колене. Поскольку Шеллар III был человеком аккуратным, обычно он обращался со всяческими бумажками с подобающим почтением и такую вопиющую небрежность мог допустить лишь в одном случае — если его настолько обуяло любопытство, что король забыл обо всем на свете и ломился второпях к заветному знанию, которое какой-то бедняга наивно пытался от него скрыть… Уж и самому интересно, что же такое значил рисунок неизвестного хина? И зачем король так торопливо и неаккуратно его почеркал?

— Припомни, Кантор, ты когда-нибудь видел эти вещицы?

Прозорливость его величества, как всегда, потрясала. «Вещицы» действительно показались мистралийцу знакомыми, но когда он вспомнил, откуда именно, то остался в полном недоумении — каким концом здесь привязан король?