Шипучка. Ты уже часть меня

– Сеня… – начинает Ника, но замолкает, зажмурившись и прикусив нижнюю губу, словно что-то причиняет ей боль.

Она разрывает мне сердце. Не могу смотреть, как она мучается. Черт! Что мне сделать, чтобы ей стало легче? Что угодно, только бы она вновь улыбнулась.

– Шипучка, ты можешь все-все рассказать мне. Слышишь? Я тебя не съем. Это я с виду гуляй-валяй, но я адекватный. Серьезно. Выпусти все, что гложет, иначе это просто сожрет тебя. Зачем ты себя так истязаешь? Почему просто сразу не рассказала мне все?

– Это не так просто, – тихо шепчет.

А-а-а! – кричу мысленно и до боли сжимаю челюсть. Бесит, что она так далеко от меня. Бесит, что снова сдерживает слезы. Бесит, что боится открыться мне. Ее положение ничего не меняет. Ребенок – это прекрасно. Замечательно. Нам многое нужно обсудить, но это точно не то, что сможет оттолкнуть меня от нее.

Поднимаюсь и смело подхватываю Шипучку на руки. Она удивленно вздыхает, но не сопротивляется. Пересекаю комнату и усаживаю ее на длинный старенький диван у дальней стены с кучей маленьких цветных подушек, а сам мощусь рядом. Перекидываю ее ножки через свои бедра и легонько касаюсь ладонями коленей самой идеальной на свете формы, еле сдерживая порыв прижаться к ним губами.

Так, стопэ! Собирался же не пугать ее.

Медленно поглаживаю нежную кожу, наконец успокаиваясь, и чувствую, как Ника тоже немного ослабляет броню. Так-то лучше. Теперь она может говорить, что угодно. Единственное, чего я, наверное, не переживу, так это если на самом деле она окажется лесбиянкой, а со всем остальным можно легко справиться.

– Так, а теперь давай по порядку. Я спрашиваю, ты отвечаешь. Хорошо?

Ника медленно кивает и обнимает желтую пушистую подушку. Лучше бы меня, конечно, ну да ладно. Как ей удобно.

– Ты беременна? – просто хочу уточнить, чтобы избежать недоразумений.

– Да.

– Какой срок?

– Восемь недель.

Пытаюсь сосчитать в уме и вспомнить, что было восемь недель назад.

– Это около двух месяцев… Ты уже знала, что ждешь ребенка, когда мы…

– Нет! – вскрикивает Ника. – Сеня, все совсем не так. Восемь акушерских недель. Так считают врачи, они прибавляют… Черт!

Шипучка нервно отшвыривает подушку и заламывает пальчики на руках, видимо, пытаясь подобрать слова и объяснения. Ее глаза потеряно мечутся из стороны в сторону, а зубы вновь терзают кожу губ. Плохо. Ей же нельзя волноваться.

– Тише. Ника, успокойся. Я же тебя не пытаю и не тороплю, – вожу руками по ее ножкам, мысленно уговаривая ее остыть. Вверх-вниз. Вдох-выдох. – Расскажи так, как тебе будет удобно. Хорошо? Все как есть. По порядку. Обещаю не перебивать.

Ника делает несколько циклов дыхания и наконец смотрит на меня более-менее осознанным взглядом.

– Я не знала. Если я и была уже беременна тогда, то всего пару дней. Ни один тест бы не показал. Настоящий срок беременности, то есть со дня… ну, зачатия – шесть недель. Я… Я не знаю, как так вышло. Таблетки… – слезы все еще струятся по бледным щекам, но малышка Ника мужественно пытается продолжить рассказ, – они должны были защитить от такой ситуации, но, как выяснилось, гарантии нет. Я сама виновата. Только я. Нарушала правила приема, забывала о них. Но это не специально, – смотрит в глаза. – Честно. Я бы не стала лгать о таком.

Уязвленная, грустная девочка, с едва уловимой толикой надежды в небесных глазах. Она ждет чего-то? Точно! Вот я дурак!

– Я верю тебе, Ника. Верю… – мои руки находят ее ледяные ладони. А вот и новое прозвище для нее. Лягушонок.

Растираю холодную кожу, отдавая собственное тепло. Это невыносимо. Каждая ее слезинка, словно кол в мое сердце. Вчера был лучший вечер, а сегодня все наоборот.

– Мы… Мы с Марком… – закрывает глаза. – В день расставания все было. За пару дней до встречи с тобой в клубе. И теперь я… Я не знаю, кто… – забирает ладони и закрывает ими лицо, заглушая рыдания.

– Подожди, – осторожно убираю преграду, чтобы увидеть ее и задать один безумный вопрос, который возник в моих мыслях. Влетел пулей в мозг и прочно устроился в самом центре. – Хочешь сказать, что я могу быть?..

– Да. Возможно.

Вокруг все меркнет, остается только ее заплаканное, но все равно такое милое и прекрасное личико, а слово «возможно» играет тихим эхом с моим слухом.

Мы говорим с Никой какими-то полу предложениями, но этого достаточно для понимания. Как любил говорить дед – близким людям слова не нужны. Кажется, мы с Шипучкой уже на пути к таким отношениям.

Последний вскрывшийся факт выбил из меня дух. Напрочь. Начисто. В горле сухо. В груди пожар. В голове взрыв.

– Я принесу воды, – произношу глухо, осторожно снимая ее ноги с себя, и встаю.

Ника

Вот и все. Зажмуриваюсь, чтобы не смотреть, как Арсений уходит. Боюсь, что в такой ситуации любой бы сбежал. Мчался бы со всех ног подальше от этого головняка и девушки, которая не умеет правильно пользоваться мозгами, когда это очень необходимо. Жду, когда хлопнет входная дверь, чтобы уже зарыдать в голос, но слышу только лишь, как хлопает холодильник…