Шипы молчания (прогонка)

Чистое голубое море и яркое небо за его спиной простирались на многие мили за окнами. Это был идеальный момент, если не считать мужчины, сидящего в кресле. Было бы так легко протянуть руку, свернуть ему шею и прикончить его. Это обеспечит хорошую жизнь и безопасный дом. Но в Омерте были строгие правила относительно патриархата. Убийство моего отца лишило бы Леонов права на это место.

Наши взгляды остались прикованными, напряжение наполняло воздух, а легкая улыбка искривила его губы.

— Ты думаешь, что можешь прикончить меня, — усмехнулся он. «Вы не будете. Ты такой же слабый, как и она .

Ее. Он имел в виду мою биологическую мать или ту, кто меня воспитал? Это не имело значения. По крайней мере, я не был таким, как он. По крайней мере, он этого не признал. Хотя иногда я задавался вопросом. Удовольствие, которое я нашел в пытках. Как я трахал Феникса. Дерьмо. Я не мог сравнивать себя с ним, иначе я бы потерял все свои шарики по-настоящему.

— Я бы не был так уверен, — сказал я, уже представляя себе его боль и слыша его крики. О, они были бы идеальны. Чем громче, тем лучше.

Он прищурился на меня и склонил голову набок, как будто обдумывал сценарий моего убийства. Вот только что-то было не так. Вместо беспокойства в его глазах мелькнуло веселье.

«Ты всегда был слабее», — парировал он. «Тебе следовало родиться с такой киской, как хотела твоя мать. Ты был недостаточно хорош для нее, и уж точно недостаточно хорош для меня. Гнев сжался в моем животе. Он никогда не считал меня достаточно хорошим, а я уже давно перестал пытаться. — На самом деле это довольно иронично, — продолжил он, и на его лице расплылась мерзкая ухмылка.

"Что такое?" Мне следовало знать лучше, чем спрашивать.

«Твоя мать покончила с собой». Я закрыл глаза, сердце колотилось. Он закурил сигару, клубы дыма клубились в воздухе. «Сразу после родов. Она взглянула на тебя и перерезала себе яремную вену.

Я оскалился. "Ты врешь."

— О, я бы хотел, — сказал он, все еще улыбаясь. Он наслаждался каждой секундой этого. «Это действительно был такой позор. Мне нравилось вести себя красиво со своей невестой».

Я точно знал, что это значит. Ему нравилось навязывать себя женщинам, заставлять их плакать и кричать, слышать, как их рыдания разносятся по воздуху. Он кайфовал от этого, садист.

— Ты ее изнасиловал, — прохрипел я.

Он смеялся долго и сильно. — Называй это как хочешь, мальчик. Она была моей женой. Ее пизда принадлежала мне, и она была должна мне наследника. Я не мог дышать, мое зрение покраснело, а барабан в ушах стал оглушительным. «Однако на роды у нее ушла целая вечность».

Я посмотрела на него, ненависть обжигала мои вены, словно яд.

Отец уничтожал и губил всех, к кому прикасался.

«Послушная и милая Франческа быстро превратилась в бешеное животное, когда ты родился», — продолжил он. «Она пыталась убить тебя, когда поняла, что ты не девочка. Когда ей это не удалось, она покончила с собой. Она предпочла умереть, чем дожить до моего сына. Она назвала тебя злым перевоплощением. Тупая сука.

Неудивительно, что он меня ненавидел. Видимо, так же поступила и моя мать.

Невидимые стены приближались, и мои руки сжались в кулаки, костяшки пальцев побелели. Я начал теряться в своей голове.

Моя мать предсказала, что я стану отцом. У меня могла быть другая жизнь, но она меня бросила. Ненавидел его. Ненавидел меня.

В горле у меня пересохло, а в ушах загудело.

«Оказывается, Франческа могла предсказывать будущее», — сказал он. «Ты бесполезен . Именно по этой причине я отказался платить выкуп. Трахаю дочь моего врага.

Я смотрел на него из-под нахмуренной брови, гадая, о чем, черт возьми, он говорит. Он встал, уголки его губ скривились от отвращения. В его позе был вызов, в глазах — ненависть.

нее , этого сделать не удалось ». Темно-каштановые волосы… Женщина, которая иногда приходила ко мне в видениях. Это тот, о ком он говорил? — Ты же не думал, что я знаю, да? На моем лице осталась невыразительная маска, зубы скрежетали. — Я знаю все, сынок.

— Ты ничего не знаешь, старик. Ты охотишься на слабых». Мой тон стал зловещим, провокационным. «Выбери кого-нибудь своего размера и поговори со мной».

Он усмехнулся. «Все храбрые и все такое, но все равно трахают свою семью». Я понятия не имел, что он говорит. Вероятно, он хватался за соломинку. "Вы мне противны. Даже я бы не зашёл так далеко».

Этот разговор ощущался как тонна кирпичей на моих плечах и груди, из-за которой невозможно было дышать.

— Хочешь знать последние слова твоей матери мне? Он продолжал меня мучить и продолжал, не дожидаясь ответа. «Она бы осталась ради дочери. Но ты… Она возненавидела тебя с первого взгляда. Она предсказала, что ты уничтожишь все, к чему прикасаешься.

Я бросилась вперед, обхватив рукой его шею. — Ты чертов ублюдок, — прорычал я, стиснув челюсти. Мой кулак пролетел по воздуху и ударил его в грудь. Потом я сделал это снова. « Ты уничтожаешь все, к чему прикасаешься, а не я», — прорычал я.