Шипы смерти (ЛП)

Чертов глава якудза. Двоюродный брат Амона Такахаши-Леоне. Каким бы жестоким и больным ни был Ицуки Такахаши, Амон был его противоположностью. Он был старшим, умным и незаконнорожденным двоюродным братом — истинным наследником империи якудза. Да, он был внебрачным сыном и согласился стать заместителем командира организации Якудза, но это не отменяло того факта, что он был истинным наследником этой организации. Если бы он только схватил его. Амон также был немного старше (хотя и на несколько недель) внебрачным братом Данте Леоне. Амону причиталась двойная корона, но он остался без короны. Горький принц.

Я прищурился на Федора, указывая своим матово-черным Glock G19.

«Прикончи его».

— Подожди, подожди, — умолял он, глубоко и судорожно вздохнув, прежде чем прошептать: — У нее есть крот в твоей организации. Вот как она действует. У нее родинки повсюду».

Ярость пронзила меня, быстрая и горячая. Оно разорвало мою грудь в клочья.

— Имя, — прохрипел я.

Он покачал головой. «У меня его нет. Имена знает только София, и она ни с кем ими не делится».

Тогда он мне был бесполезен. Раздался выстрел, эхом разнесшийся по темному причалу.

«Скажи им, чтобы не трогали его дочь», — приказал я Мануэлю, взглянув на Кингстона. Холодный воздух волнами скатывался с него. Я не спускал с него глаз, переключился на итальянский и сказал: «Stai bene? " Ты хорош?

«Си ». Кингстон был человеком немногословным.

Для него это было неподходящее время для одного из своих эпизодов. Не то чтобы он мог их контролировать. Я ждал, изучая его черты лица, чтобы убедиться, что его цвет лица не побледнел еще больше. Обычно это был первый признак его припадков. Наблюдать за этими эпизодами было неприятно.

— Я в порядке, — повторил он, на этот раз его голос стал более твердым.

Я кивнул.

«Мы должны найти крота», — заявил я. «Прежде, чем это будет стоить нам всего, что мы построили. Только мы четверо знаем об этом. Я сосредоточил свой взгляд на Ликосе, Кингстоне и Мануэле. — Он не покинет эту комнату, пока мы не найдём, кто бы это ни был.

И тогда этот проклятый крот заплатит каждой каплей их крови.

ВОСЕМЬ

ИСЛА

М

жизнь продолжалась.

Каким-то образом я разделил свою жизнь на две части: до Энрико и после него. Перед самым невероятным сексом в моей жизни и после… Будь он проклят! Было даже хуже осознавать, что это действительно возможно, а не просто история из ярких романов.

Прошла неделя с тех пор, как я видел его в последний раз, но я не мог избавиться от ощущения, что за мной наблюдают.

Несколько раз я мог поклясться, что видел на улице Донателлу Маркетти. Но когда я преследовал этого человека, он исчезал или оказывался невинным свидетелем, просто бродящим по улицам Парижа. Это меня раздражало, но я не знал, что с этим делать. Я мог бы позвонить старшему брату, но это казалось бы крайностью. Кроме того, мне придется признаться Илиасу, что я спала с Энрико Маркетти, а это было нелегко.

Вместо этого я просто продолжал заниматься своей обычной рутиной. Приближалась зима, и большую часть моего времени отнимали репетиции в Парижской национальной опере предстоящего спектакля «Лебединое озеро» Чайковского. На праздниках его повторяли снова и снова. Это была моя наименее любимая его пьеса. Мне больше всего понравилась увертюра «1812 год». Не потому, что это была история поражения Наполеона от русской армии, а потому, что она передала столько сложных эмоций. Обезумевшее настроение народа после объявления Наполеоном войны, эта печальная гармония, возвещающая о близком конце.

Была поздняя ночь, и все девочки спали. Кроме меня. Я ворочался, не в силах найти покоя. Обычно игра на скрипке меня успокаивала, но от нее будило все здание, не говоря уже о моих друзьях.

Это заставило меня смотреть в темный потолок, мой разум путался в случайных мыслях, но всегда возвращался к матери.

Некоторые девочки выросли с проблемами отца, но у меня такой проблемы не было. Илиас заполнил эту дыру ролью, которую он сыграл в моем детстве. Он был моим братом, моим отцом, моим дядей. Он даже пытался исполнить невозможную роль моей матери. Конечно, я бы никогда не сказал ему, что он потерпел неудачу. Он чертовски старался.

Моя мать.

Она была загадкой. Хотя Иллиас много рассказывал мне о нашем отце, который был безжалостным бизнесменом и стал неоправданно жестоким с возрастом, о моей матери он хранил молчание. О том, кем она была. Ее родословная. Ее происхождение. Должно быть, он у нее был, но он отказался поделиться им со мной.

У меня всегда было ощущение, что он сделал это, чтобы защитить меня.

Трудно было просто отмахнуться. Она была моей матерью. Каждая девочка должна знать определенные вещи о своей матери. Любила ли она отца? Была ли она удовлетворена тем, что была второй? Потому что, зная кое-что из того, что мой брат Максим проговорился, наш отец потерял рассудок, когда умерла их с Илиасом мать. Это заставило меня задуматься, искал ли он утешения в моей матери.

Я вздохнул и повернулся на бок, глядя на пейзаж Парижа, мерцающий под полной луной.